Небо цвета земли и земля в полумгле посиневшей
декабрятся как я, в стылом млеке сосульных сосков,
проползают как вши, упаковки по площади – плеши,
окруженной венцом пробегающих вскользь каблуков.
...И картошка помельче, и шея помыта пониже –
все равно в дураках (или дурочках – трудно сказать);
вот и мучит вопрос: как же выжил таинственный чижик,
успевающий пить на Фонтанке и песни писать?
Тяготит не слоящийся пушкинский ноготь масонский,
металлический призвук бельканто Полин Виардо…
...Хоть бы вышло на миг это чертово южное солнце,
правда, радости есть: например, полуночник Гордон.
Пропила ? пролила ?- а казалось, что всклянь элексира…
Из унылой казны, где медяшки гроша не найдешь –
уходя, посижу: обелиском шкатулка-квартира,
да еще шифоньер недоеденных молью одеж.
...На груди декабря: дека – я, струны- бр-р-р - волосами,
(ведь какая же лира без деки и струн на ветру?) –
распеваю стихи!
И с закрытыми насмерть глазами,
я словами взойду – значит, я никогда не умру.