Она придёт, устала и больна,
С отёчными, гудящими ногами.
Ей трудно добираться четвергами
В свой тусклый дом. Поэтому она
Идёт пешком, сбивая каблуки,
Листая дни, дороги, лужи, скверы.
Не то, чтоб дефицит любви и веры,
А просто больше верить не с руки.А дома пусто.
Раньше спаниель
Её встречал весёлым громким лаем.
Теперь он похоронен за сараем…
Холодная постылая постель,
Испитый чай, креплёное вино,
Дырявый плед, цветастая подушка,
Да шёлковая (новая!) ночнушка.
А он ушёл. Не то, чтобы давно,Не то, чтоб навсегда, не насовсем.
Не то, чтоб муж, не то, чтобы любовник,
Афганом покорёженный полковник,
Исполненный порывов и проблем.
Их радость, жажда рук, сердец и глаз
Заканчивались быстро, хоть и пылко.
Он доставал початую бутылку
И молча напивался. За спецназ.И это было даже хорошо –
Ни ревности, ни ссор с битьём посуды.
Ну, разве что, соседей пересуды,
Что приходил, что бросил и ушёл.
А ей уже совсем немало лет,
Но как извилист путь её удачи…
Она вздохнёт и жалобно заплачет,
Закутанная в свой дырявый плед.
Зачем он ходит в этот тусклый дом?
Саднит душа - октябрь, лужи, скверы...
И тянет в Храм, но не хватает веры,
А дома ждет бутылка - "на потом".
А дома ждет продавленный диван,
Облезлый кот, унылые обои.
Все тот же сон: обугленный Афган,
Ранение и смрад дерьма и гноя.
Зачем он ей? Уже немало лет,
Давно седой, израненный полковник.
Есть старый дом, а сбережений - нет.
Он ей никто: не муж, и не любовник.
Она как хрупкий, встрепанный птенец.
Так хочется утешить, прикоснуться
К ее руке. Погладить, наконец!
Прижать к груди, и рядом с ней проснуться.
Все выпито, конечно - за спецназ.
Куда идти? Он ищет утешенья
На дне ее всегда печальных глаз.
............................................
А утром - в Храм, чтоб испросить прощенья...