Приходил по личному
и смотрел доверчиво,
я иконы ситчиком
закрывала к вечеру.
Говорил – я слушала,
мол, «какая женчина!»,
и звенела душенька
золотым бубенчиком.
Высекал по высверку
всё моё первичное,
загорались искрами
волосы пшеничные.
Были мы-вчерашние
кока-кольно молоды,
но пахнуло с башенки
колокольным холодом…
Отдалась до крошечки,
до сердечной мякоти,
что ж теперь, Хаврошечка,
по колосьям плакати…