Ей, вроде, свезло одной из десятка дюжин: Детям читает книжки, мужу готовит ужин. Она такая счастливая вся снаружи , Что порой тошнит от слащавой лжи . Но когда детям снятся сны о большом верблюде , Когда солнце тонет, луна на блюде, Когда дышится тем, кого очень любит, Отчего-то сердце внутри дрожит. Будто клапан какой-то придавлен, сжат, Словно засели двадцать морских ежат , И как будто скоро их всех рожать , А октябрьская ночь, как медленная убийца, Она снова пытается что-то рубить с плеча. И бежать на перон, на паром, причал, Мол, вот она я, мол, давай встречай. Но опять успевает остановиться . И сну не пытаясь сопротивляться , Она подумает: что за блядство! И черт меня дернул в него влюбляться . Устав от воя, уснет к утру. А завтра снова наступит вечер. И сто чертенят, как ночной диспетчер, Зажгут костер, соберут там вече И станут ее зазывать к костру...