Буду руки твои целовать на открытых крышах,
Распишусь на извечном листе волшебством и кровью,
Чтобы просто лежать и чувствовать, как ты дышишь?
А давай я научусь быть всецело теплом и светом,
Буду читать тебе Брюсова, Гессе, Ремарка, Кафку,
И мы никому не расскажем с тобой об этом,
Прошлое раз и навсегда отправив в отставку?
А давай мы сбежим далеко от судей ретивых,
От взглядов косых, от зависти и от злобы,
Чтобы просто смотреть в глаза и молчать красиво
О небесном чувстве — возвышенном и особом?
А давай ты меня нарисуешь живой и легкой,
Околдованной чудом, цветами и нашим чувством,
Будешь прикуривать мне очень нежно и чуть неловко
И, улыбаясь, цитировать часом Пруста?
А давай ты будешь дыханием моим греться,
Не замечая сети, расставленные другими?
Так должно быть. Я знаю. Я видела это сердцем.
Тебе осталась такая малость — узнать мое имя.