Зашитый рот
молчит о пустоте,
который год
я не молюсь мечте.
Мой друг – паяц,
приятель – арлекин,
зубами – клацк,
останешься один.
Я щерюсь им,
не вою, не скулю,
порой любим,
порою сам люблю.
В лесу – черно,
под ельником – хрустит,
ай, всё одно,
там счастье не блестит.
И если в яму лечь,
где ягель-мох,
то тяжесть – с плеч,
а вместо счастья – вздох.
Мошка крутится,
жалит и поёт,
ах, кровь–водица,
в тельца их течёт.
Довольны все,
усопший и герой,
деревьев сень
осенняя – игрой.
Скрипящих веток –
- музыка во тьме.
Доверься ветру,
ветр, доверься мне.
Станцуем,
наломаем хворост и,
то я цалую,
то цалуешь – ты…
Потом вдохнём в рябинник
тайны грусть,
шуршит малинник,
плачет – ну и пусть.
Примятых ягод
по малине след,
а звёздный яхонт
- на ночь, после – нет.
Раздавлен дождь
малиновых кустов,
земное – ложь,
а неземное – кров.
Торчат стожки,
желтеют на лужку,
гляди, гляди,
край – с вилами в боку.
Ай, довернулся боком,
сердце, там
подслушан вздох,
и вывернут к стожкам.
Земное – ложь,
а неземное – тьма.
Кто тонкокож,
давно сошёл с ума.
Стук капель,
холод, алая хвоя,
взмок ягель,
словно губка, под меня.
Сокрыта яма
под парчовый плед,
земное – манит,
неземное – нет.
К земле, к земле,
любимой и сырой,
а на заре
лес пряный и живой.
Синица цвинькнет,
пеночка порхнёт,
пусть тьма покинет,
небо расцветёт.
21-22 сентября 2010 г.
С-Петербург