там, где мы ложечкой спим, отцыганив по полю
джунглей нагрудных и чаш, по-младенчески сладких,
в утренний час вылетает, как память, соколик
и улыбается простыни мягкой посадки.
и в самолётной тоске (первый корень – и баста),
пепельной ложкой коверкая сонное небо,
мы припадаем, как мелкая стадная паства,
к недрам усталости, к вечного поиска недрам.
… хмурый сквозняк заплетает замёрзшие ноги
(глянь: занавеска влетает, как смерть или манна)…
сука-любовь, до рождения сломанный ноготь,
глазки царапает бледным обойным тюльпанам.
звёздная пыль паучков превращает в минуты.
твой гулливер оживает на вечность до срыва…
правда, так сладко – купаться в руках – лилипутом? –
если оазис и труп.
и тепло, и красиво.
если тюльпаны – и жажда, которая – вкусно,
если случайность – и старость – как корни говерлы
вместе, сестрински…
мираж.
проявленье искусства
суки-лю…
дождь отрастает, как прядь гулливера.
звёздные люди прощаются. стиснув вращенья
шара, сжимают случайности ( с вкусом глазуньи)…
бродит сквозняк, близорукий священный мошенник,
с беленькой птичкой и сломанной функцией zoom-а –
стань, лилипутик, большим, стань огромным и вечным,
стань, гулливер ископаемый, живо-доступным…
сломанный фотик гипсуется в пепельный вечер.
кто-то целует почти что зажившие ступни,
туфли вчерашние малы, но жмут не по-детски…
на тебе ложечку, кожу, слезинку – действуй!