Роды прошли удачно. Профессора улыбались и поздравляли нас, родственников, практически неотлучно торчащих у палаты, с отличным ребенком: некрупный, рост и вес чуть ниже нормы; спортивных пропорций, и с небольшой пока лысинкой посреди жиденьких светлых волосиков. И очень активный парень, радостно удивлялись они, сосет – просто блеск!
Когда забирали, собралась чуть не вся наличная профессура больницы, море улыбок и каждому от меня отдельная благодарность. Сломав некоторое
неуверенное сопротивление родителей, я настоял, чтобы мальчика назвали
Иосифом. (Был вариант Володя, но Иосиф - всегда так считал - лучше).
С первого взгляда я влюбился в младенца. В чертах его крошечного, гладкого личика находил несомненное сходство с великой и обожаемой мною исторической личностью. Мне мечталось, как, выросший у меня на руках и воспитанный исключительно мною, он шагнет далеко-далеко, преобразует страну, а потом и весь мир. Железной пятою пройдет по земле, и она покорится, никуда не денется. И уже скоро новый порядок и новое мироустройство дадут нам свои плоды: в дружной семье народов, подчиненных единой, могучей, неколебимой, истинно имперской воле, где кастовая, продуманная и мудрая иерархия всегда во главе угла, где Вождь и Учитель вполне заменит, на сегодня, к сожалению, незаменимую, религию и глупого бога, а предназначением Школы станет непрерывное воспроизведение Руководящих Учеников, вот там, в этой счастливой, тяжело и трудно работающей семье, создающей богатства отнюдь не для всех, будут вырабатываться людские навыки безусловного подчинения в следующей за нынешней исторической формации, я называю ее, грядущую, Цивилизацией Титанов. Совсем по Библии, где в допотопное время Титаны – сыновья гневного бога, спускались с небес для совокуплений с землянами; только здесь им - в отличие, местным - никуда не надо спускаться – беспредельная, чисто небесная власть под рукой.
Нянча и тетешкая маленького Йосю, прижимая к себе его теплое тельце,
бесконечно подмывая и пеленая, я испытывал такую бешеную, всепоглощающую,
поистине, отцовскую радость, что ни одно чувство, ни одна эмоция, до того
испытанная мною в жизни, с ней не сравнится. Мальчик отвечал мне, похоже, самой сердечной привязанностью: улыбался при моем появлении (причем совсем не так, как родителям, гораздо искренней), дружески пукал и пускал сопли.
Рос он на удивление быстро. Вскоре, в зимних условиях, мы с ним, закутанным в одеяльце и в тачечке, уже не только гуляли по парку, но и выходили к нашему внутреннему ручью, где, согласно выбранной мною системе религиозно-физического воспитания, я окунал его, голенького, в студеную воду. Если б узнали родители, думаю, убили б; а так, Йоська креп, закалялся и совершенно почти ничем не болел. Так же, но уже круглогодично, я обливал его у нас в туалете холодной водой, он при этом только смешно так, по-борцовски, хакал и прикрывал свои миленькие голубые глазенки. Может, кстати, поэтому первое связное слово, какое он произнес, было : «мочить...». Случилось это при мне; не очень поняв, но тут же вспомнив предсказание ведьмаки, я тогда внутренне содрогнулся. Подбежал, взял его маленькую головку в свои руки и заглянул в глаза. Ребенок открыл их пошире – оттуда как дохнуло холодом, - пристально посмотрел в мои, и четко и ясно, как бы обращаясь ко мне, дополнил с нажимом : «... в сортирах!». –«Почему же в сортирах?», - спросил я его, криво улыбаясь и с ужасом ожидая ответ. Он промолчал; снова безмятежное личико и по-детски неосмысленное выражение глаз.
С первого же, можно сказать, почти самостоятельного выхода в общество (то
есть, он играл с малышами на детской площадке, а я, всегда готовый придти
на помощь, впервые не стоял рядом, а наблюдал издали) он приобрел в нем безусловный авторитет. Не спрашивая, брал, или, если не давали, отнимал
чужие игрушки, не обращал ровным счетом никакого внимания на ответные плачи и рев. Преодолевая горячее желание подойти, разобраться в очередном конфликте, отшлепать, в конце концов, я ломал руки и удерживал себя на месте. Вместо меня подходили родители или родственники обиженных, и..., спустя минуту, отходили, не солоно хлебавши. Йоська намертво вцеплялся в понравившегося ему, к примеру, индийского слоника, или какого-нибудь там китайского божка, сжимаясь в комочек, чаще всего, лежа, прижимал к животу и, не поддаваясь ни на какие уговоры, только бешено зыркал глазами. Один папаша, весьма, надо сказать, солидного вида, и в самолично связаном галстуке, после тщетных словесных призывов, раз попробовал что-то отнять у него силой. Недолгая борьба (во время которой извивающийся, как червяк, Йоська висел у того на руках и, изо всех сил дрыгая ногами, заехал таки пару раз под ребра) закончилась победой моего подопечного. Потрясая в воздухе до крови прокушенным пальцем, с бранью в адрес «змееныша», сопровождаемый ответным и злобным йоськиным «мочить», мужчина, ростом под метр девяносто и весом под сто с лишним килограммов, забрал свое орущее чадо и ретировался с поля боя. Тогда, в знак солидарности, все наблюдавшие за поединком взрослые позабирали своих детей, и на опустевшей площадке воцарил малолетний будущий хозяин «двора», нимало, кстати, не смущенный таким поворотом событий.
Да, вернусь на минутку к йоськиным папе и маме. Моим очаровательным соседям, тем временем, было не до сына. Муж прижился на своей кафедре, был принят в аспирантуру, туда же по окончании послеродового отпуска взяли и его умную жену. Оба ассистировали, увлеченно писали кандидатские и понемногу начинали преподавать. Таким образом, в воспитательном плане у меня были развязаны руки, что соответствовало нашей предварительной договоренности.
Полностью передоверенный мне Йоська хотя и очень внимательно меня слушал, зато совершенно не слушался. Заставить сделать его что-то не по-своему было невозможно. Впрочем, моя воспитательная метода от этого ничуть не страдала; до поры до времени я втолковывал ему только те вещи, которые, как считал и видел, сообразны его возрасту и дикой натуре, то есть, всего-навсего, задавал направление, расставлял ориентиры, а также знаки могущих быть совершенными им впоследствии поступков. В этом мне помогали соратники по давно созданному мною тайному «Обществу друзей стазма» (небольшая, но далеко не всем понятная шифровка). Йоська с младых ногтей присутствовал на всех наших сборищах. Седые люди, с моей подачи, признавая малыша за несомненного будущего, и, обязательно, автократического, лидера страны и мира, приветствуя в нем такового, дружно вставали и всерьез (это я настоял) отдавали честь при его проходе в президиум. Он же, невозмутимая маленькая бестия, принимал почести как сами собой разумеющиеся, и лениво-царственным взмахом руки разрешал им садиться только после того, как садился сам, по правую руку от меня. Ковыряя в носу, слушал выступления по мало кому понятному насущному политическому моменту (в стране всеполнейший бардак, разброд и шатания, наглый, подлый грабеж и, в результате, обнищание трудящихся масс; никто не знает, что будет дальше, мало того – не хочет знать), вникал в предложения по моментам организационному и подготовительному (мы упорно расширяли сферу нашего влияния), забавно и важно кивал головенкой, в смысле согласия с чем-то, и мотал – в смысле несогласия. В возникающие споры никогда не встревал, но в тех случаях, когда подымался крик, - такое бывало часто, - недовольно морщился, а пару раз даже удалял крикунов с заседания (особым, только ему одному свойственным презрительным жестом).
Прошло еще сколько-то лет. С каждым годом я чувствовал себя все хуже и хуже, один раз чуть совсем не помер. Удержало одно - сознание, что Йося еще не готов.
Он забросил игрушки, ему стало скучно; и наши занятия приобрели весьма целенаправленный характер. Привлекая знающих профессоров из числа
сочувствующих движению, я образовывал своего внука (теперь для себя и других
я называл его только так), руководствуясь не общеобразовательной, как вы
понимаете, программой (я получил согласие родителей на то, чтобы Йося не
ходил в школу, а занимался на дому), а только в двух специфических областях, именно: психолого-политологической (где нас интересовало все, связанное с управлением человеком, от самых низменных, так сказать, животных, его
инстинктов, могущих пойти в дело, до высших, сознательных и, даже, в некотором роде, нравственных) и практической разведывательно-диверсионной, где от природы шустрый Йоська делал особенно большие успехи (хотя, конечно, не обходилось и без проколов). И там, и там профессура была довольна, если не сказать больше - в восторге.
И вот, наступил, как говорится, этот торжественный день. Собравшийся на
устроенную мной (тайную от внука) встречу консилиум специалистов-профессоров подтвердил: несмотря на мололетний возраст, Йося теперь уже не только прирожденный, но и законченный диктатор левого толка. В высшей, прямо таки нечеловеческой, степени развиты, и теперь подлежат только шлифовке временем, такие необходимейшие подлинному диктатору главные качества, как: дьявольские хитрость и ум; неимоверные жестокость и прозорливость; умение отойти на шаг, чтобы сделать два вперед; и, помимо этих главных, еще двадцать два второстепенных.
Церемонию коронации – по-другому и быть не могло - я назначил на 21января сего года. А 5марта, так я решил, должно было стать датой моей смерти.
Заранее скажу: коронация не состоялась. По причине того, что накануне
Йоську арестовали.
Глупая-преглупая страна! С совершенно идиотической конституцией, мерзейшей системой государственного устройства и дурацкими законами, позволяющими на основании вымышленных, ну просто смехотворных, обвинений схватить за руку пацана-малолетку и инкриминировать ему преступление, которое он наверняка не совершал, хотя бы потому, что из юности своей физически не мог успеть. Ведь так подумать, одни детские шалости, ничего серьезного! И замочил-то – горе какое! - всего ничего...
Всему виной этот злосчастный маленький шрамик на лбу, который Йоська
заработал еще до своего рождения, и совершенно безумный полицейский эксперт, с черными-пречерными, ведьминскими такими глазищами, утверждавший, что именно он и есть тот преступник, который во время оно отравил старичков, причем, неизвестно из каких побуждений. Друг мой, следователь, ехидно посмеивался, а я про себя думал. - Ну и что из того, что давний тот фоторобот ныне полностью соответствует йоськиной внешности?.. Это бывает, мало ли похожих психов. Что с того, что сам Йоська мгновенно признался в совершении убийства с отягчающими обстоятельствами?.. Значит, пытали мальчишку, изверги! И что, в конце концов, кому, что его родители отреклись от собственного сына?.. Известно ведь... педерасты, гнилая интеллигенция!
Суд проходил, как будто в насмешку, именно 21января, но следующего года.
(Все это время я бегал по инстанциям в надежде убедить, отстоять. Ничего не
помогало, даже мои влиятельные друзья не брались мне помочь. – «Государственное дело», - важно говорили они. Как будто смерть двух никчемных помешанных, давно отживших свое и потому, в целях укрепления боевого духа
товарищества, приговоренных нашим Обществом (как мы все, хором, ловили в парке и умерщвляли ту кошку, при помощи которой приговор приводился в исполнение – это умора!), играет в зверином настоящем страны хоть сколько-нибудь существенную роль). Прокурор (профессор местного права), требовал смертной казни, лучший наш адвокат (тоже профессор), нанятый мною за яблоко и кусок свинячьей печенки, не соглашался; судья-профессор больше пыжился, а Йоська ползал перед судом на брюхе и выглядел буквально убитым.
Судебный вердикт гласил:
п.1 принудительное пожизненное заключение в общей нашей для всех
государственной психиатрической больнице специального назначения.
п.2 принудительное, пожизненное же, переименование осужденного Иосифа
в заключенного с двойной кличкой: «Змей - Исчадие Ада».
Согласитесь, явная-явная путаница! Жуткая-жуткая судебная ошибка! П.1 –
это еще черт бы с ним! Но по п.2: не могу умереть спокойно, пока не добьюсь справедливости. Короче, советуюсь с друзьями и подаю апелляцию, а также
на пересмотр конституции и существа дела.
Дата: 5 марта следующего г. Подпись: Авт.
P.S. В Верховный, Конституционный и Европейский наши Суды
Справка-приложение к ходатайству тайного «Общ. др. стазма» о
помиловании з/к Змея И.А.
«Змей был хитрее всех зверей полевых, которых создал Господь Бог...»
(Кн. Бытия, гл.3)
«И был он дьявольски хорош собою, а Ева (наша страна – Авт.) божественно хороша. И влюбились друг в друга, и зачали детей. Дети выросли и родили своих детей. И те, в свою очередь, выросли, и... И так пошло»
(Кн. Бытия – Авт.)