Ностальгия
(Свободные формы /
стихотворения в прозе)
Тысячи тонких иголок пронизывают мою незащищенную кожу. Они проникают зло, глубоко, до самого сердца, причиняя мне физическое и моральное страдание – не знаю, какое больше, и остаются во мне, не знаю как надолго. Онемевшими пальцами-сосульками я трогаю, словно не свое обветренное лицо, провожу по поредевшим, вечно прибитым шапкой, волосам, пустыми глазницами, со всеми невыплаканными слезами, вглядываясь в чужое равнодушное небо-зеркало, которое отражает большой кусок моей нынешней жизни: маленький холодный дом, широкое, покрытое толстым покрывалом снега, чужих людей, идущих вдоль заснеженного поля, но в этом зеркальном отражении я, как ни вглядываюсь, не могу разглядеть себя, наверное, просто потому что меня там нет, меня нет… Здесь меня нет. А где я? Где я? Может я в своем близком и далеком прошлом, где мои пальцы были длинными и горячими, как у пианиста-виртуоза, где мое лицо было прекрасным, и на него любили смотреть люди? Они смотрели на мое лицо, на мои густые, касающиеся крепких плеч, белокурые волосы, на мои длинные тонкие пальцы, и радостно смеялись, потому что это делало их счастливыми, и они хотели летать. Их глаза светились добротой и пониманием, они меня любили. Мои глаза были яркими и выразительными, цвета морской волны, в них было чуть насмешки и иронии, но не злой иронии, а доброй, полной любви иронии к людям, животным, домам, деревьям, цветам… Моя походка была легкой и беззаботной, как полет осеннего листа, несомого легким порывом молодого ветра через сумеречный заброшенный парк, шаги воздушны, как робкий лунный свет, падающий сквозь соцветия белой сирени в теплый майский вечер, голос звонок, как первый робкий раскат грома среди ясного неба… Я поспешно вбегаю в дверь не своего холодного дома и торопливо захлопываю за собой не свою тяжелую дверь. Потом я топлю не свою старую печь и жарю картошку, которая отвлекает меня на какое то время от моих невеселых мыслей. В доме ужасно холодно и меня это весьма раздражает, потому что я ненавижу холод, а мне почти все время приходится мерзнуть. Я беру тетрадь и пишу никому не нужные стихи, долго вымучивая слова и рифмы, которые поначалу мне кажутся банальными, потом гениальными, потом просто хорошими, а под конец я все это ненавижу и хочу попросту выбросить в печь. Зачем я их пишу? Кому и что я хочу доказать? Кому это надо? Потом я вдруг понимаю, что создаю их для самого себя, что я должен писать их исключительно для себя, писать предельно искренне и откровенно, не стараясь кому-то понравиться, не пытаться соответствовать чьим-то ветреным вкусам и мнениям, желаниям и шаблонам, стилям и течениям, тем самым предавая себя, свои мысли, свой талант, и, поняв все это, мне вдруг становится легче. Я снова беру ручку и пишу… Мое настоящее – как это запорошенное снегом поле. Мертвое, холодное и неприветливое. Вся жизнь из него ушла, высочилась, превратилась в мертвые лед и снег. У него осталась только память, горькая, вечно мучающая его память о днях ушедших, о том, что когда-то в нем была жизнь, на нем колосились терпкие и душистые травы, над травами вились трудолюбивые пчелы, а в воздухе носились громкоголосые жаворонки. Прохладный дождь освежал его плодородные почвы, теплое солнце согревало их золотыми лучами, теплый ветер ласкал его каждый вечер. Но все это в прошлом. А настоящее… Настоящее – это мое обветренное лицо, впавшие глазницы с мертвыми глазами, глядящими, словно внутрь себя, онемевшие пальцы-сосульки, вот этот чужой холодный дом, это чужое равнодушное небо без признаков солнца, это мертвое заснеженное поле. Мое настоящее – это одинокая голая ива у промерзшего оврага, это заиндевелый холодный лес в синей дымке ледяного утра, это стая крикливых ворон, мечущихся в свинцовом небе…Прошлое и настоящее. Настоящее и прошлое. Никак их пока не связать, не состыковать, не влить одно в другое. Как лед и пламень.