Письмо, 1 (Эссе)

    Я все еще иду вдоль сентябрей
    К домам, которых нет давно в помине,
    Кормлю из рук последних журавлей
    И отпускаю в небо темно-синее

Она приходила к старому дому, в котором никто не жил уже года три. Всех жильцов порасселяли. Некоторые уехали.
Девушка бросала в старый почтовый ящик, который почему-то никто не снял с дома, письма.
Возле этого дома даже летом еще оставалась прошлогодняя сухая листва и Дженни
всегда шелестела ею, когда подходила к дому, словно страницами старой книги.
Ее немного спутанные рыжеватые волосы ловили в себя тополиный пух - в мае,
снег - в январе и тонких рыбок ивы - в августе.
Она с детства знала, что есть магические здания, в которые люди могут приходить из разных городов в любое время и очень быстро.
То, что тут жил большой, черный, как смоль кот, она не знала. Откуда он взялся? Раньше во всем доме, как ни странно, никаких котов не замечалось.
Кота она звала просто - Господин Кот. И когда шел дождь, Дженни, бывало, что-то ему рассказывала, пока тот уминал остатки паштета или рыбы.
Она бы и не писала их (эти письма) , если бы не получала обратно ответы.
Но как же чудесно она их получала!..
Конечно, она знала, что так не может быть, но так было. И это давало ей возможность мириться с тем, что она жила в Убегающем городе. Фактически в городе, которого не было.
Ежедневно город притворялся, что того вот старого здания театра никогда не было,
что старый драматург не жил вместе со своей собачкой в желтом двухэтажном доме напротив, что магазина пластинок и вовсе не существовало.
С каждым днем ей было все труднее видеть это.
И вот однажды пришло письмо.
Она долго стояла у почтового ящика при входе в подъезд, и когда осенний ветер с охапкой листвы пытался протиснуться в дом, она не сразу поняла, что стоит так уже очень долго и нужно отойти.?
Улыбнулась и едва слышно пролепетала: ну да, ну да.
Почерк был его, сомнений не было.
Бегущий, летящий, клинообразный и вместе с тем - четкий. Голова несколько закружилась. И Дженни потрясла ей, отгоняя навождение . Из волос на пол вылетел сухой мотылек. Она поправила выбившуюся прядь.
-------
Тот год... Он был словно глава из другой книги.
Как если бы на время она одолжила немного судьбу у другого человека.
Театр, Пауль, письма...
Кажется, лет триста прошло с тех пор.
И вот сейчас... сейчас было то же ощущение, что в тот раз. Нереальное.
Она стояла, опершись рукой о железную пыльную дверь подъезда и смотрела
на деревья, начинавшие желтеть.
Тогда была весна. И листья тоже были желтоватые.
И именно в такие чудесные моменты все начинает рушиться.
Она уже не раз замечала, что человеческие отношения часто заканчиваются в прекрасную погоду, время года, в праздничные дни.
Но в тот раз это было непривычно. И в то время она еще не поняла, что отплывает от его берега тихо-тихо , словно маленькая утлая лодочка от берега той поры...
------
Она снова встряхнула головой, прогоняя воспоминания , посмотрела на лист в руке.
Невероятно.
День покачнулся и стал похожим на сон. Она поднялась по полуразрушенным ступеням. Камешки посыпались вниз, ударяясь о прошлое.
Дженни вошла открыла дверь своей обители и тонконогая Миссис начала привычно тереться о ее ноги.
Она даже не помнила, как достала письмо из конверта и куда его положила.
Но перед глазами стояли буквы. Их немного, но вместе с тем, они заполняли собой все пространство комнаты, проливались за подоконник и подменяли собой пространство, время, обволакивая нити судьбы.
Машинально она взяла свою металлическую черную ручку и начала что-то выстукивать, невидящим взглядом уставясь в окно.
Там плыл тот год, когда она была собой. Или наоборот, не была?..
Голубая стрекоза, как самолет, вдруг залетела в комнату, сделал полукруг и вылетела прочь. Видимо,
в одну из детских сказок.
Дженни завороженно посмотрела ей вслед.
Где-то шлепнулся об асфальт мяч, мальчишеский голос крикнул:
- Эй, это мой мяч!.. А ну, отдай!
- А это мое письмо. Или его?.. И она покосилась на висящий за спиной кусок старого зеркала. В ржавчине и сухих листьях, попавших в многолетнюю паутину.
Он писал о писателях, театре, себе. Как и прежде. Там не было только одной темы, которой им и не надо было касаться, слишком она была болезненной.
И дело совсем не в их отношениях. Или в них, но не друг с другом.
Логически жизнь вообще понять невозможно, по крайней мере, некоторые ее отрезки.
Это как-будто идешь и вдруг, делая просто новый шаг, попадаешь в параллельное пространство, подобное сну.
И пространство вариантов манит тебя . С тобой случаются чудесные или не очень вещи, и объяснить которые ты после не в силах.
За окном безмятежно, мягко прогудела пчела.
Дженни любила пчел.
Золотые бочонки, которые всегда приносят с собой запах детских лет на даче,
умиротворение. Они делают воздух лета насыщенным и густым.
Молчал старый телефон, что-то нереальное было в том, что этот листок лежал перед ней. Чувство дэжавю ,когда ты стучишь в дверь знакомого и знаешь ...
Она отложила ручку и встала.
Отправилась на кухню, налила себе воды, выпила.
Прошла в маленькую и тесную спальню.
Там под кроватью она все еще хранила их. Те письма.
Еще полудетские ее - с неровным округлым почерком. И строгие - его.
Они были переложены сухими травинками и листками, которые пахли тем годом.
каждый раз когда когда она открывала папку...
Вот и сейчас...
Она начала развязывать пожелтевшие веревочки папки, но, передумав, завязала их.
И положила папку на место, под старые пластинки, игрушки, поломанные часы с кукушкой.
Она достала диск с музыкой, которая раньше была на кассетах.
За играл динамик, стоявший недалеко от окна, сотрясая заспанную паутину.
Звуки прошлого прорастали комнату насквозь, словно деревья того сада, которого нет.
Дженни взяла каштан из красной конфетницы, подбросила и положила на стол.
Сев на край деревянного стула с выцветшей обивкою, она не спешно положила каштан в рот,
обхватила его губами и задумчиво откусила маленький кусочек.
В голове мелькнули мысли.

“ ....Теперь фонтан струится. Пусть даже в другом городе, на другой улице.
Но все там же. Напротив театра. Как и положено.
Значит, все в порядке.
И то, что я не могу быть в твоем пространстве( а сейчас это для меня - как в параллельном мире или в другой вселенной), ничего не отменяет.
И мне даже кажется, напротив, приближает...”

Она много раз с ним говорила мысленно. За последние три года, которые куда-то просочились, выкипели.
Она нерешительно провела пишущей ручкой перед собой. По воздуху прошла рябь, искривляющая внешний вид предметов...
Собравшись с духом, Дженни вдохунула. И строчки полетели, в городе появились холмы и новые строения, вместо старых домов и пустырей. Кирпичные кладки домов осветились мягких закатным солнцем. Небо стало податливей и ближе, окутавшись периной облаков. В поломанных настенных часах проснувшаяся кукушка вскрикнула, разбуженная звуками носящихся букв...
Дженни очнулась и посмотрела вокруг. День уже неумолимо сгущался в вечер, обрастая бахромой теней.
Солнце скользило золотым мягким лучом по столу, пытаясь что-то отыскать.
Дженни схватила письмо и прижала его к себе.
Она перечитала его. Взяла новый пожелтевший лист из черной рассохшейся тумбочки. И стала вновь выписывать знакомые буквы. Кончик ее ручки старательно обегал по окружностям , соединял их линиями.
Когда она, наконец, дописала, уже наступила ночь.
Из дальнего не погашенного окна дома на той стороне улицы до нее, как желтое яблоко, докатился свет и оттенил небольшой круг вокруг Дженни.
Она вышла из дому. Горький августовский воздух наполнял пространство.
Она просто шла и собирала, как ягоды, звезды, листья, звуки ночи, отдаленные шаги и разговоры. Не погашенные окна казались осколками разбившихся метеоритов. Она бродила среди них, словно после кораблекрушения по причалу. Среди обломков кораблей.
Придя домой, она долго еще что-то усердно черкала черной пастой по разбросанным листьям бумаги, заполняя ее своим неровным почерком.
Забравшись на старый широкий подоконник, она посмотрела вдаль. Утренние лучи солнца уже заглядывали в глаза, но смущенно отходили прочь, едва она обращала на них внимание.
Не прогретый воздух овевал свежестью лицо и теребил воротник шелковой белой рубашки...
В дверь постучали.