Я не знаю, что во мне привлекает людей так сильно, что при любом удобном
случае они торопятся озаботить меня своими проблемами, рассказать про жизнь. Не то, чтобы неприятно, просто иногда утомляет.
Ожидая поезда, я сидел в кафе на привокзальной площади одного заштатного городка в глубокой провинции. Как-то неожиданно быстро устроились мои
дела, и, вместо того, чтобы уехать назавтра, как планировал, я взял билет на
сегодня. До поезда оставалось несколько часов.
Кафе совершенно пустое, только напротив меня за соседним столиком еще
один человек. На вид лет пятидесяти-пятидесяти пяти, бледное изможденное лицо, небритый, слипшиеся волосы с сильной проседью - он выглядел откровенно плохо. Молча смотрел в окно, к своим сосискам и кофе, похоже, так и не притрагивался.
Я с удовольствием пил чай, неожиданно оказавшийся крепким и душистым, и
как раз собирался приняться за позавчерашнюю (свежую для этого городка) центральную газету, как вдруг человек повернулся и, не глядя мне в глаза –
взгляд его упирался куда-то мне в шею, - спросил:
- Извините, вы куда едете?
- В Москву, - ответил я.
- Я тоже. – Он помолчал. - Вот, возвращаюсь, дочку здесь искал, не нашел...
Давно зная о вышеназванном своем необыкновенном и притягательном качестве, я со вздохом отложил газету и приготовился слушать.
- ... все обошел, все облазил. - Нету. А так надеялся...
Чтобы не утомлять читателя ненужными подробностями, я перескажу только суть, саму историю Федора Ивановича (так звали моего случайного собеседника и,
как оказалось, попутчика; московский вагон в поезде один, мы ехали в одном
купе).
Несмотря на свой теперешний плачевный вид, это был солидный товарищ, главный инженер крупного подмосковного предприятия, с возможными министерскими, как он без всякой гордости сообщил, перспективами. Женат, жену свою любит, имеет взрослую дочь. Впрочем, она ему вовсе и не дочь, то есть, не родная, и в этом завязка драмы.
Восемнадцать лет назад, будучи тридцати трех лет от роду, Федор Иванович, наконец, женился, и вместе с женой поехал в свадебное путешествие. Крым,
море и солнце, любовь... - что еще человеку нужно?!. Через несколько
безмятежных дней получает телеграмму от своего ближайшего друга: "Срочно
приезжай нужно точка". Переполошился, конечно, - что случилось? - звонит, не
может никак дозвониться, застать; застает все-таки. Друг не может говорить
по телефону, только умоляет срочно приехать. Федор Иванович напоминает
ему о своем не простом, а свадебном путешествии, про то, что он пять лет не
был в отпуске, просит подождать до его приезда. Тот, как заело - ни в какую!
Федор Иванович в сердцах обзывает друга черствым эгоистом, и бросает трубку. Советуется с женой, пишет длинное обстоятельное письмо, где расматривает все гипотетически возможные, с его точки зрения, причины эдакой срочности, а также способы улаживания возникших по ним проблем, сообщает телефоны нужных людей и пр. И... остается. Правда, сердце его не спокойно – друг-то любимый, с детства всегда вместе, сколько пережито... Семья друга тоже ему как родная: сам ведь женил, сам дочку их из роддома забирал... Остаток отпуска - да, солнце, да, море, и... нервы!
Приезжают они с супругой домой и узнают страшное: друг повесился, его
жена сошла от горя с ума и находится в психушке, трехлетняя дочь в каком-то детдоме. Выясняется, что друг был замешан в какой-то финансовой махинации в своем учреждении; шло следствие, грозила тюрьма (в своем письме, значит, Федор Иванович попал пальцем в небо).
Он не может простить себе свой поступок, казнится, знает точно, что, будь на месте, помог бы и спас. Променять жизнь любимых людей на приятное
времяпрепровождение - этому нет названия, а тем более, прощения!..
Федор Иванович находит девочку, забирает в свой дом, и официально
оформляет удочерение. Одновременно, переводит больную в хорошую лечебницу,
обеспечивает уход; но все бесполезно - та безнадежна и вскорости умирает.
Он воспитывает дочь друга, как свою собственную (у него самого детей так и
нет), долгие годы мучается, грызет себя, и решает рассказать ей о своем
жутком грехе по достижении ею восемнадцати лет. Время прошло быстро, Федор
Иванович исполняет свое решение.
Дочь не прощает приемного отца, уходит из дому. Вот уже три года он ее
ищет, с милицией и без, дает объявления с описанием в разные газеты, по случайным наводкам изъездил всю страну. Безрезультатно. И в этом
занюханном городке оказался лишь потому, что одной старушке показалось, будто
видела похожую девушку...
Вот, вкратце, вся история.
Федор Иванович очень неглупый человек, горе сделало его, наверняка, мудрее. По дороге домой мы говорили о наказании и возмездии. Федор Иванович ждет
возмездия давно, ждет с тех самых пор, как все случилось. Ему было бы легче, если б оно уже наступило; не сомневаюсь, он принял бы его достойно, как и полагается благородному человеку. Я же говорил о наказании, о том, что годы и годы моральных мучений являются ему наказанием за действительно ужасный
поступок, но, возможно, с него хватит, и этого будет довольно... Впрочем,
говорил не очень уверенно, были некоторые сомнения. Хм-м, наказание и
возмездие... Достоевщина какая-то...
Сразу по приезду, открыл толковый словарь Даля. Вот что я в нем прочел:
"Наказание - наложение взыскания; кара; взыскание за вину.
Возмездие - награда и кара; плата по заслугам; вознаграждение; возврат,
отдача".
С наказанием, как будто, все ясно; но, вот, с возмездием... Я-то привык
считать, что возмездие это высшая неотвратимая форма наказания. А тут
взаимоисключающие друг друга, на первый взгляд, вещи: странно, как это
возмездие может служить еще и вознаграждением?.. А, Владимир Иванович?..
Продолжение этой истории, теперь уже непосредственным свидетелем
которого я оказался, доказало, что - может.
Я возвращался откуда-то, уже не помню откуда, летел самолетом. Прошло,
так... года четыре. Летаю я всегда только с одним маленьким чемоданчиком
(это чтоб не связываться с багажными отделениями аэропортов, где вечно очереди), и поэтому выхожу на свободу в числе первых. Не успел выйти в
вестибюль, как увидел в толпе встречающих Федора Ивановича; рядом с ним
стояла, по-видимому, его жена. Федор Иванович выглядел, можно сказать,
сносно, только жутко волновался: лицо его нервически дергалось, руки
теребили пуговицы пальто. Меня он не узнал. И я к нему не подошел, а вместо этого, с вполне извинительным, я думаю, любопытством, решил посмотреть и
присел на скамеечку неподалеку. Ждать пришлось недолго. Из дверей
показалась молодая симпатичная женщина; в одной руке она несла большой
чемодан, другой вела совершенно очаровательного мальчугана, лет пяти от роду. Федор Иванович (или мне так показалось?) высоко подпрыгнул на месте, и, расталкивая народ, ринулся к ней.
Наблюдая встречу этих поистине счастливых людей, я понял: возмездие
состоялось! И еще я тогда понял, что между реальным "НАКАЗАНИЕМ" и так
непривычно трактуемым, но, опять же, реальным "ВОЗМЕЗДИЕМ" лежит большое, нехоженое поле, называется оно "ИСКУПЛЕНИЕ". Все мы грешники. Но, как бы
ни был велик и тяжел грех, дай нам Бог осилить, пройти это поле. И тогда все будет хорошо!