Загудело прямо в ухо, и Антон моментально, с гарантией проснулся. Сунул руку под подушку, нащупал мобильник, нажал кнопку. Используемый в качестве будильника мобильный телефон под подушкой — их с Леной семейное ноу-хау, будит наверняка, но только того, под чьей головой находится. Три часа ночи… А, ну да, надо подругу семьи Марину в аэропорту встречать из Канады. Знал бы, когда соглашался услужить, что самолеты из Амстердама посреди ночи прилетают… а теперь уж чего уж, залез в кузов — не говори, что не груздь. Сгреб одежду в охапку, осторожно, чтобы не разбудить жену, прокрался на кухню. Однако громыхнул кофейником и разбудил таки Лену, она пришла провожать. Розовая со сна, с живописно растрепанными рыжими волосами, жена была похожа на ведьму. Сказочную, в боевом трансе. И сказочно красивую. Может, ну ее, эту Марину из Канады?.. Лена посмотрела, как Антон пьет кофе, подняла бровь: — А чего только кофе? Отрезал бы пирога. — Я его на ужин доел. — Так сделал бы бутерброд. Давай, я сделаю. Разрезала булочку, стала щедро намазывать маслом. — Да я уже почти допил. — С собой возьми, в аэропорту съешь, — придавила к маслу разрезанную пополам котлету. — Да я, наверное, к завтраку вернусь. — А вдруг — нет? — положила на котлету (интересно!) кольцо консервированного ананаса. — А вдруг — да? — Ничего, не разжиреешь, — уложила на ананас пластинку сыра. Антон красноречиво указал глазами на бутерброд: — Думаешь? — Верю, — тонко намазала соусом собственного приготовления вторую половинку булочки и завершила ею композицию. Антон хотел запоздало намекнуть, что в аэропорту наверняка продается чего-то съедобное, но вовремя дал задний ход — во-первых, бутерброд уже готов, во-вторых, Лена твердо и небезосновательно убеждена, что лучше нее для Антона не сделает бутерброд ни один дипломированный повар. — Мало ли, вдруг самолет опоздает, или Марину таможня задержит, — наставляла Лена, вручая пакет со своим кулинарным экспериментом. — А ее еще и к ней домой везти надо, тогда ты позавтракать не успеешь, тебе ж на работу. Так что не забудь про бутерброд, ты мне с гастритом не нужен. — Бросишь?! — Не допущу. — А вдруг? — Вылечу. Позвони сразу, как встретишь! А метеоусловия оказались хреновенькими. Сеет сверху что-то то ли твердое, то ли жидкое, и ветерок ядовитый пробирает. В такую погоду и в такое время суток добрые люди дома сидят, в постелях лежат, только Антон к автостоянке вышагивает с бутербродом в руках. Машина обледенела, но не сплошной корочкой, а как бы пупырышками. Как будто у нее кожная болезнь, даже внутрь лезть противно. Все-таки влез, разогрел, посчищал лед со стекол, зеркал и фар, выехал. А машины на дорогах есть, и не скажешь, что редкие — на одном светофоре пришлось аж третьим в колонне стоять. И пешеходов хватает, даже с детскими колясками встречаются. Наверное, полчетвертого — какой-то специальный ночной час пик. Когда Антон увидел парикмахерскую-стекляшку, в которой явно кого-то стригли, то едва не выехал на встречную полосу. А на подъезде к аэропорту встретилась очередь к овощному ларьку. Уже и не удивился. А машин в аэропорту! Припаркованы всюду — и на тротуарах, и на газонах, и посреди дороги, и там, где остановка запрещена, эвакуатора на них нет. Пришлось раскошеливаться на платную стоянку. Мелочь, а жалко. Самолет из Амстердама, где у Марины была пересадка, прилетал не в четыре утра, а в пятнадцать минут пятого. Ошиблась Марина. Встречающие плотно выстроились вдоль огороженного трубчатым заборчиком прохода для прилетевших, но Антону удалось разглядеть свободное местечко в самом начале прохода. Правда, сразу подперли со спины и с боков. Откуда столько встречающих? Разлетались, понимаешь… Самое время съесть бутерброд, да только он внизу оказался, прижат к заборчику и не вытаскивался. Промелькнула мысль втиснуть кулечек с бутербродом между трубок, но, после всестороннего обдумывания, была отброшена — вероятность помять бутерброд в процессе недопустимо высока. Стоял, скучал, зевал. Наконец, двери разъехались, и потянулась пестрая цепочка уже-не-пассажиров. Здоровались, обнимались, некоторые — плакали. Толпа встречающих стремительно редела, Марины все не было, Антон постепенно начинал беспокоиться. Впрочем, остальные встречающие тоже, особенно, если в веренице встречаемых образовывались пробелы. Тем больше радости, когда встретят-таки. А Марины все не было. Вот уже только двое встречающих остались — Антон и парень с плакатом: «Nikita Moskalenko». А вот и парень ушел под ручку с хипейного прикида девушкой — интересно, кто из них двоих Никита? Впрочем, есть вопрос поинтересней — где Марина?! Двери, из которых выходили прибывшие, медленно съехались. Челюсть Антона медленно отвисла. Крикнул тетке в аэропортовской униформе: — Пассажиры из Амстердама все вышли? — Ага, все, никого не осталось. Так, что происходит?! Может, Антон время перепутал? А почему тогда Марина и ее сестра по пять раз напомнили про четыре утра? Может, Антон день перепутал? Нет, позавчера Антон сказал Марине по телефону: «До послезавтра», — а она не возразила. Или это было не позавчера? Нет. Антон мог перепутать день, бывает. И сестра Марины могла перепутать, и Лена, но не все же трое сразу! Такого не бывает. Неужели Марина опоздала на самолет?! А как это выяснить? С недосыпу и от растерянности думалось плохо. Чтобы легче думалось, Антон решил съесть бутерброд — тем более, что давно пора. Раскрыл кулечек — хм, жена еще и успела укутать бутерброд в бумагу. Принялся разворачивать. Ну, Лена — умудрилась завернуть таким хитрым способом, что при попытке распаковать бутерброд запаковывался еще сильнее. Разобрался в Ленином оригами, наполовину размотал бумагу, и тут зазвонил мобильный. Достал телефон. Лена беспокоится: — Чего не звонишь, что там? — Нет твоей Марины! — Что?! Врешь, или шутишь?! — холодея, вопросила жена. Это Антон по голосу понял, что она холодеет. — Чего мне врать спозаранку? Шучу, конечно. А если серьезно, то я серьезно — нет ее. Боюсь — вдруг, на самолет опоздала. — Может, ты ее не заметил? — Думаешь, я не присматривался? Еще как присматривался! — Ну… может она переоделась, намарафетилась, масть сменила… — И пластическую операцию сделала. А она почему меня не узнала? Я-то масть не менял! Хотя… вдруг, вправду не заметила? Взяла такси… — Да нет, вряд ли. Она б сразу решила, что ты в бензовоз врезался, а я б уже морги обзванивала. Знаю я ее… — Так что, она что — опоздала-таки? — Не дай бог. Слушай, она на «ка-эл-эм» летит, так там же можно справку по пассажирам получить! Ну, помнишь, спорили еще, законно или нет? — Ага. Пойду, спрошу. — Звони, если все ясно станет. И позвонил бы хоть, что доехал, я же тут тоже сижу, не сплю, думаю. — Ну, извини. — Извинила. — Спасибо. Пойду выяснять. Антон ринулся к каэлэмовской будке, задал вопрос про Марину и рейс из Амстердама. Девушка в униформе красноречиво уставилась на неряшливо полураспакованный бутерброд в руке Антона. Голодная, наверное. А может — на диете сидит. Даже захотелось спрятать кулинарный шедевр за спину, но ограничился тем, что опустил ниже стойки. Каэлэмщица повозила мышкой и ответила: — Нет, она не регистрировалась. — Опоздала?! — Нет. Она вообще не покупала билет на этот рейс. Антон растерялся, и его оттеснила тетка с животрепещущим вопросом насчет рейса из Сургута. Что происходит — Марина подалась в нелегальную эмиграцию, раз даже про обратный билет не позаботилась? А зачем тогда нагружать Антона? Или это у них какой-то сбой в системе, забыли, кому билет продали? А потом Марину не пустили в самолет… так не бывает. Тогда — что происходит? Надо еще каэлэмовцев поспрашивать, только очередь туда выстроилась. И что спрашивать? Надо подумать. А заодно — поесть. Дораспаковал бутерброд, бросил упаковку в урну. Уже понес откусывать, уже рот открыл, запах соуса уже задразнил нос. И тут снова зазвонил телефон. Сначала хотел, все же, откусить, но, по зрелому размышлению, передумал — разговаривать с набитым ртом неудобно во всех смыслах. И кто же там поесть не дает? Опять Лена: — Значит так, — по тону голоса стало понятно, что все выяснилось. — Я позвонила Марининой сестре, узнала номер электронного билета, пробила по Интернету. Так вот — прилетает она в четыре ноль-ноль, — Лена выдержала эффектную паузу и со спокойным триумфом финишировала, — пи-эм. — Что-о?! — Антон метнул взгляд на табло прилета. Да, есть рейс из Амстердама в 16.00. — Пи-ипп. — Что — «пип»? — Цензура. — А-а. Ладно, приезжай завтракать. — Ну, Марина! Это ж с работы придется отпрашиваться… — А может — ну ее? Пусть на такси добирается? — Не. Так меня будет совесть мучить, а так — ее. — Ну ладно. Приезжай. — Уже еду. — Кстати, бутерброд съел? — Не сложилось. — Съешь сейчас. — Ну… я же успеваю к завтраку… уже. — Да не разжиреешь! Н-да. Зато Антон узнал, что город ночью не спит. А Лена изобрела спросонья экзотически-вкусный бутерброд — все-таки, наконец-то, съел его, и еще захотелось. Надо попросить жену, чтобы на завтрак готовила. А когда Антон встретит Марину, то скажет ей не: «Здравствуй», — не: «С прилетом», — и даже не: «Чем кормили в самолете?» Он скажет: «Учи английский!»