Все равно я была непреложною истиной,
Все равно я смогла невозможное выстоять.
Пусть бродяжка-душа побиралась под окнами,
Но тебе никогда не желаю подобного!
На далеком перроне цыганка сказала мне,
Что поэзия станет моим наказанием,
Что с поэтом свяжусь узловатыми нитями
И сама я шагнула к тебе по наитию.
Я была в твоей жизни – плохою, хорошею –
Не проросшей внутри перекатной горошиной.
Ты остался во мне злою болью проклятою
И цыганскою правдой, и кровью закатною.