кухню ночную холодную раскрутить каруселью, для Бога выдвинуть из-под стола табурет: Ты обещал мне новое небо и новую землю, а я хотела вина и целительных сигарет сжать Христа между пальцев, умирающего от пытки на золотой цепочке, проверяя, дышит еще, или сник спрячь меня, мой двухкомнатный панцирь, от весны, у которой отбиты на ветках почки и от зимы, которой не снятся летние сны. Ты юности идола - чайку по имени джонатан узнаешь в воробье нашем спившемся боре? мне привиделось, как кричит деревенская темнота, скалясь зубьями ломанного забора мне привиделось – надо же…де жа вю… заповедная зона, деревня такая еще есть…бОлшево, где как на этой кухне, невидимыми живут Твои беспокойные сонмы, всегда толкающие на большее… там снегом зашториться, чтобы выть не стесняясь, не прячась, как здесь воют чаще на люстру где я как школьница на «вы» со своей строгой, поучающей, и такой отрезвляющей грустью… дети, и те взрослеют?...после, может быть, договорим?... Господи, я пьянею от нового неба, пошли поспим? к новой земле на север, Ты опытный пилигрим, неужели дороги прямее так-то и нету, чем эта- по кочкам спин? давай тогда лучше дольше, давай запускать дирижабль, будет боль, высота и дождик, будет кухня холодной- жаль… по душе сквозняки будут шарить, но к окошку воздушный шарик, Ты привяжешь солнечный- если состарится то огромное- чтобы меня согреть? Тебе же никто не мешает ночь накрыть белой утренней шалью, если продлить этот сон еще не останется больше нового--- ни неба, ни сигарет…