Слова, ненужные никому, кроме самого говорящего, по сути лживые и пустые, сыграли очень странную роль в Ее жизни. Слова обидные, перечеркивающие Его в Ней полностью, жестоко топившие когда-то любимый образ в кипящем, неистово бурлящем вареве из человеческой уродливости и грубой правды.В каких-то странных пропорциях смешивались для нее во время этого безумного боя безликая реальность, не опускающаяся до споров с людьми, и кривые, насмешливые маски этой реальности, которые каждый человек, не задумываясь, берет себе и вырисовывает на них новые тени и красочные штрихи по своему вкусу. Как долго Она разрисовывала доставшуюся Ей насмешку, как берегла ее, не желая отдавать цепкой хозяйке, но все же дни бесполезного боя за образ шли к концу. И вот все тихло. И после вспышки обжигающей боли стало удивительно просто и легко. Все это время где-то глубоко, в тихой дали от боевых действий души зрело страшное воспаление, отвратительная гангрена поражала нетронутый ранее участок сознания. Это было очень глубоко, лишь отголоски тупой боли иногда долетали до Нее, но разве до этого Ей было? И боль уходила обратно, набухая и укрепляясь. И кто знает, что случилось бы потом, когда бы не Его слова. Те самые злые, лживые слова. Вероятно, Ей надо было благодарить кого-то, и она это знала, что все так плотно сплелось в единую, толстую, грубую веревку событий. Слова, острые как самый заточенный нож, вошли невероятно, пугающе глубоко. Но жар от огня человеческого самолюбия, в котором этот нож был создан, оказался настолько велик, что лезвие раскалилось до предела, и так вовремя нанеся удар, Он отрезал начинавший ныть, пораженный, воспаленный участок, остановив безумного, пожирающего Ее зверя человечности и раскаяния. Слова, направленные на уничтожение, по нелепой случайности спасли. Его же болезнь продолжала расти, очень-очень глубоко внутри. Там, куда он так и не научился заглядывать.