Заполнен день случайной суетой, разбит звонками, встречами и иже. Но вечер, наливаясь темнотой, фонарный свет на улицы нанижет, чтоб ночь позвать, которая – потом. Она придет - остаться черным глянцем, мурлыкать рядом - ласковым котом, кружиться с нами в долгом белом танце, ссыпая снег, который, как всегда, отпущен декабрем на все четыре. Затянет окна тонкой кромкой льда, и полночь разольется по квартире, скользнет прохладной тенью по углам, стечет, как воск, фестонами по свечке, ладошкой прикоснется к зеркалам и спрячется под отблеск на колечке…
У форточки, безудержен и груб, беснуется запутавшийся ветер. А здесь - тепло соскучившихся губ, и нежность рук, и тихий смех в ответе на только взглядом заданный вопрос, и мягкий шорох сброшенного платья… какой мороз? На улице - мороз? С тобой – тепло, что будет дальше, знать я не буду... не желаю...не хочу…
Так хорошо, наверно, только в сказке…
Рассветному шальному кумачу проснувшееся солнце вытрет краски. Я оторвусь от вороха листков, исчерканных, заполненных словами, и серые разводы облаков покажутся почти что кружевами - изысканное тонкое шитье, прозрачнее фарфора из Китая…
- О, ты проснулся, солнышко мое? Смотри, как раз и чайник закипает…