Вот и осень пришла - с дыроколом в дорожной суме
и приводит в порядок дела к предстоящей зиме,
подшивает листву в аккуратные серые папки.
Убирает в музей экспонаты из летних времён -
надувные матрасы, панамы, мячи, бадминтон,
волейбольные сетки, сифоны и пляжные тапки.
Вот и осень пришла - расплескала блестящую ртуть,
по ночам забирается в окна и давит на грудь,
так что вдруг просыпаешься от недостатка дыханья
и лежишь на измятой постели в тисках тишины,
словно пробуя зуб языком, вспоминаешь недавние сны
и глядишь в потолок на корявых теней колыханье.
И молчишь сам с собою от имени тех, кто пока
не умеет с тобою найти одного языка
и не может тебя обнадёжить спасительной ложью.
С потолка переводишь свой взгляд на оконный проём,
где звезда со звездою тоскуют о чём-то своём
в той дали, где всё время зима и пока бездорожье.
Им оттуда всё кажется проще: листвою шурша,
осень бродит по старой планете и, судьбы верша,
их листает, как будто потёртую старую книгу,
где полно белых пятен и вырванных с корнем листов,
где названия глав - имена, и сожженье мостов,
занимавшее в жизни года, здесь приравнено к мигу.