«Неужели я опять его теряю…».
Такой глупый был наш последний телефонный разговор, я ерничала, подшучивала, никак не хотела впустить в себя реальность его проблемы. Хотя ведь все понимала, просто не хотела начать сочувствовать. Это ж не шутка в 56 потерять работу, остаться без денег, с висящим долгом в банке, с непродаваемым домом, переехать к так называемой жене в однушку. Оба будут практически безвылазно сидеть дома, все время вместе, до этого больше двух недель вместе никогда не проводившие, да и то на отдыхе, в путешествиях. Да… Но меня накрыла волна ехидства. «Вовремя ты женился, вот жена и будет теперь содержать!» «Тебе смешно, я вижу, - грустно сказал он». Мне было не очень, даже совсем не смешно, но сдаваться не хотелось. Еще раз подколола какими то дурацкими словами, потом спросила: «Ты обескуражен?». «Нет, как это правильно сказать по-русски…скорее напуган. Да, напуган». Прошла неделя, а теперь испугалась и я. Он ведь от нее не сможет мне позвонить, когда захочется услышать мой голос, не скажет такое привычное протяжное «О-оленька моя», я не увижу любимые глаза на крошечном экране скайпа, не… Боже мой!!!!
Мартовский серый снег, лед и лужи на тропинках парка на Речном, я бреду по ним, не оглядываясь, бреду как во сне, как в замедленной съемке в тот последний наш день. Помню все, даже нелепую дырку на моем большом пальце и его шутки, про то, что под брюки неэкономно одевать целые колготки. Помню, как шутили сквозь слезы, сквозь неслышный крик, как под музыку Френка Дюаля целовались в чужой, уже не помню чьей, квартире, обнимали друг друга снова и снова…
Последний московский звонок: «Я в аэропорту, скоро мой самолет».
Наутро мне казалось, что я изойду слезами, они хлынули внезапно, лились, заливали подушку, я вцеплялась в нее и все повторяла: «Как я могла тебя отпустить! Как я могла!» Но подушка молчала, как и положено молчать подушке. И тогда я начала писать письма, каждый день, иногда по два в день. Это были не настоящие письма, мне некуда было их отправлять, нескоро еще появился адрес, и была придумана модель конспирации, чтобы ему их получать. Но все же это была хоть какая-то возможность пусть мнимого, но разговора. Эта исписанная школьная тетрадка так и не была ему отправлена, зачитанная мной, измятая от путешествия по разным тайникам, она теперь лежит где-то вместе с все еще ожидающими аутодафе детскими моими дневниками. Когда появился адрес и конспиративная схема, уже не захотелось расставаться с ней, боль чуть попритихла, и я смогла уже писать правильные письма про жизнь, хоть и с всхлипами в конце каждого письма, но все же это были только слезы и всхлипы, а не рвущийся с первых ее страниц истошный вой разорванной души.
«Уносят милых корабли, уводит их дорога белая, и стон стоит вдоль всей земли…». Где-то сидело в подсознании, впитанное из книг, из песен, из поэзии, что так и должно быть, что мужчины должны уходить за ветром и туманом, а мы плакать и ждать. Поэтому, наверное, и отпустила, не повалилась в ножки, не завыла, не сказала: «Уйдешь, я умру». Потому что в ответ услышала бы в лучшем случае «не стой на ветру», а в худшем вообще ничего. А еще теплилась странная призрачная надежда, что станет ему без меня так плохо, что опомнится и позовет к себе… И вот прошли века, всего-то лет так пятнадцать примерно, и я услышала заветные слова: «Ты единственный человек, с которым я хотел бы вместе состариться». Но старимся мы с ним теперь по разные стороны океана, океана нашей любви, океана иллюзий и надежд. И только телефонный звонок мог уничтожить эти мили, километры, годы, звук любимого голоса в трубке, прижатой к уху, как машина времени, возвращал все утраченное, делал реальным несбывшееся. «Я иду в магазин, Будешь на завтрак омлет? С чем? Кофе тебе сварить?» И мое воображение мгновенно усаживало нас рядом. А теперь исчезнет и это.
«Проходит все, проходит жизнь, как ветерок по полю ржи, проходит явь, проходит сон, любовь проходит, проходит все…» Откуда это? Не знаю, выплыло откуда-то. Ничего не проходит. Притупляется, утихает, но как может пройти любовь? Кто эту глупость сказал? Мне ближе это: «…Любовь не знает убыли и тлена».