Соседи докладывают: варила зелье. Насиловала пол.
Не исполняла кодекс «девочка-жёлтый-персик»,
а главное – выгуливала на поводке фамилию, – Ротко, что ль? –
и, короче говоря, вышвырнула её на рельсы
– тоже нам, Каренина нового времени! – террористка! Тю-тю! «Того»…
Вроде бы, нормальная с виду, даже ранее не судима...
Изобрела в квартире аппарат в тысячу вольт
слов – и давай разыгрывать псевдонимы!
Голос шавки, волос ржавый, в боку – копьё
некого Василия Н, бросившего… («синечулочница и корова») –
раздавала визитки «Марта Апрельевна Ё-моё»,
шептала фонарям: «Мартарита Сумеречнова Бредова»,
угрожала связкой «набор шахидки», гранатой из Болливудских драм,
потрясала тоскливыми строчками, будто шалью,
призывала разрушить быт, словно Ершалаимский храм…
Что Вы там говорите? Вы её не рожали?
(в сторону) – совсем дура. В психушку! Хотя… Сбежит.
Наколоть психотропами? Вдруг аллергия? Взорвётся – стрёмно…
Ах, вот оно!
Приговор – самая-обычная-жизнь:
спать-жрать-размножаться, дышать в полгруди и ровно,
и так – лет пятьсот. С конфискацией ссылок на
псевдонимы, литманифесты, романтишных галактик рюши…
… Марта Батьковна Неизвестная просыпается. Глядит: стена.
Открывает рот…
Стена вздрагивает и закрывает уши.