Солце пьёт мою жизнь, будто овод слепой, В каплях крови терновый венец, И висит, словно меч, над моей головой, Стаей коршунов близкий конец. Мнится в мареве знойном лепёшка и кров, Губы лижет распухший язык. Это что там – толпы обезумевшей рёв, Или львов ненакормленных рык? Плачут бельма твои, пожилой иудей, Грустной цепью шагают слепцы... Я давно всех простил – и врагов, и друзей, Даже тех, кто душою скопцы! Новой верой наполнил пустые мехи, Сосунка оторвав от сосцов. Он в кровавых слёзах искупает грехи Отошедших от Бога отцов. Что рыдаешь, Мария, как будто навек Нам придётся проститься с тобой? Видит Бог, я теперь, как и ты, – человек, И уже возвращаюсь домой! Что желаешь ты, женщина из Магдалы? Как и я, ты сегодня ничья! Но секут отголоски досужей молвы Имя доброе хуже бича. Где же наши друзья, Симеон и Андрей, И мечом опоясанный Пётр? Ожидают они, что у райских дверей Им петух на заре пропоёт? Эту чашу, что нынче мне подал Отец, Выпить должен по капле до дна. Но насмешка солдата – терновый венец – Станет символом Судного Дня!