Город вышел ко мне, разогнав кашемировый сумрак, С гулким эхом протопав башмаками своих мостовых, За спиною висел горький опыт в обшарпанной урне, И мышиное небо стекало с седой головы. Как заплаты на бриджах зияла мозаика окон, Дом локтями углов опирался на воду реки… Обнищавшей дворянкой стыдилось былое барокко, Ускользала луна с величавой когда-то стрехи… А сутулость тоски, что приникла к плечу разговора, Не спешила признать в лихоманстве начало свое, Обжигая глаза, как крапива сквозь пальцы забора, Кто не ползал - неймет счастья воли, что дарит полет. Это доля людей – все валить на бесчинства погоды,- Их хлебами любви не накормишь, не хватит на всех. Кто-то гложет ломоть, ну, а кто-то и крох не находит. Одинока ладонь, что впускает обманчивый снег… Я чуть-чуть постоял, посмотрел на него, не мигая,- Он зажег ореол предвкушения близких чудес. Одинокий трамвай пробирался от рая до рая. Я ушел, не простившись, обратно в безрельсовый лес…