То не глобусом движет морской гигант,
Цепляя якорями пунктир меридиан,
Рассекая тугую горизонта границу,
Равнодушно минуя морские столицы;
И плывет тот корабль не по аки суше,
Но травмируя воды всерьез, как души -
Грехами скверны, отнюдь не заботясь
Об оставленных сциллах, харибдах, торосах;
Продолжает свой путь он внебрежной гладью,
Не смущения водных покоев ради,
Опуская уровень энтропии,
Исключительно в адекватной себе стихии;
За кормой остаются изломов пряди,
Того, что было прежде безгрешной хлябью,
Игнорирует он все футы под килем,
Ибо занят всецело собственным стилем;
И меняет он цель, согласно Bоле,
Управляющей курсом, плывя, доколе
Не раздастся глас вопиющего в пустыне,
Столь далекой от чуждой ему Палестины;
Лишь заголосит впередсмотрящий, положим,
Насквозь пропесоченный замполитом, похоже,
Настолько, что не глянет ни влево, ни вправо,
Под диктатом тавтологии инструкций и уставов;
Но, вконец обезумев от напасти водной,
Перенапичканный оптимизмом природным,
Топчет присягу впередсмотрящий,
Обретая способность к речи вящей;
В голове правит бал земля над волей,
Разевает матрос свою пасть до боли,
И в попытке проорать: «Земля кругом!» -
Извергает внеуставное: «Вода за бортом!»