А меня еще сделают сильным, а меня еще сделают смелым, когда хряки в околышах синих охранять меня будут посменно. Буду сам думать: “Я ли, не я ли зашагал по газетным страницам?” Мне такие припишут деянья, что во сне не могли бы присниться. Будет всем потрепаться в охоту, как ножом я рубился в атаке, из рогатки сбивал самолеты и отламывал пушки у танков. Буду я донельзя разукрашен, буду я донельзя разузорен, потому что враг должен быть страшен, потому что бить слабых - позорно. Эти враки никто не развеет, и достигнут они апогея, и тогда может сам я поверю в эту всю про себя ахинею. И почувствовав, как в самом деле разливается сила по телу, я конвой задушу как индеек, я обрушу тюремные стены... Ну а если не будет такого, если лучше ничуть я не стану, как на поле за колосом колос, вслед за мной мои сменщики встанут. Вышибая железные двери, разбивая бетонные скалы, выйдут те, кто в мой образ поверит, кто увидит в нем блеск идеала. Сотни тысяч и смелых и сильных будут вправду бросаться в атаки, в лет стрелять по околышам синим и с тротилом кидаться под танки. Над Лубянкой огонь заалеет. Рухнет Кремль, на обломки расколот. И тогда брехуны пожалеют, что творили из мухи дракона.