Все чаще всматриваюсь в лица,
желая в душу заглянуть.
Моим друзьям уже за тридцать
и мне за тридцать как-нибудь.
И все, что сделано, и все, что
переломал попутно ты, -
как ношу доблести несешь ты,
а не как бочку пустоты.
Как будто жизнь идет, как надо,
и не казалось: все не так,
когда достойная награда
была достоинством в пятак;
как будто не было тревоги
и ввек ее не обрести,
как будто
подвести итоги
тебе - что душу отвести...
Ах, это вечное предстартье!
А старта не было и нет.
Моим друзьям и мне, представьте,
уже давно не тридцать лет.
Мы жили не с клинком на чресле,
не бой, а ругань - наша брань.
Нам было поздно, даже если
была предутренняя рань.
Наверно,большее могли бы,
но, трусоватым лет с пяти,
нам бы - добраться до могилы,
чтоб не убили по пути.
Ах, эта жалкая планида -
когда живешь, в мундштук трубя,
и почитает всяка гнида
вшой благородной и тебя.
Вошь - под тобой и вошь - на троне,
совсем завшивела страна!
Как будто все мы посторонни,
и наше дело - сторона...
Нам было поздно в прошлом веке,
а в этом все еще дрянней...
Мне в этом веке снятся греки,
которых не было древней.
Как в их ли славную эпоху
или спустя чуток эпох -
я пёк скоромную лепёху
и скромно ел ее, как Бог.
Играл богине на гитаре,
сводя с небес на сеновал.
И были мне послушны твари,
которых я насоздавал.
И, равно всех обеспокоя,
Всемирный выдался Посев -
и что-то сеяли такое,
чего хватило бы на всех...
Ах, этот сон к почтенной дате...
Нет, не создатель ты, а мот.
И не издатель, а издаватель
восьмых каких-то неслышных нот.
И будет приз тебе и премия
(за то, что Богом быть не смог) -
когда, как Слон,
наступит Время
и втопчет в Пыль своих Дорог.