И тот, кто жилист был и дерзок,
Списавшихся поэтов друг,
Любимец юных поэтессок –
Уже вошел в предвечный круг.
Там суд – земных судов построже,
И сроки – не чета земным…
Он грешен, но, Великий Боже,
Ты все же смилуйся над ним,
Эдема двери отвори и
Стань сыну падшему отцом.
В Марусе Климовой – Марии
Он видел светлое лицо,
Звеня знакомым перебором,
Сквозь безглагольную тюрьму,
Он был поэт. Он не был вором.
Прости его. Прости ему.