Вот мои руки: шершавые – вроде льна. Много воды сквозь пальцы – и то, и сё… Думай, что хочешь: устала, стара, больна. Сколько таких по рытвинам русских сёл. Вот мои губы: жестки да в сухую нить. Слов и стенаний – тома. Да сама – нема. Хочешь любить? До скончания тлеть и гнить В хате моей, где тенёта да плесень манн? В трёх десятинах чёрных плюс пять ещё – Скоро и незаметно. А дальше – воск. Течь ему мерно, капать на грудь со щёк Да и белить молоком медвежьим черничье кос. Хочешь такую? Хочешь сойти с ума От вековой печали, что притащу с собой? Я не смогу загрызть тебя – слаб и мал. Я, хоть и зверь, но ещё понимаю боль. Грубость мне впору, будто сановным – шик. Грех мой один лишь , да тяжек – я не твоя. Мне здесь паршиво – в сизой пустой глуши. Только не станет лучше в `мороке звёздных ям: Карих, кофейных, коричных – без дна и дня. Ночи твои коньячны, злачны – да все бы мне. Ты – это лучшее из того, что не для меня. Я – это лучшее из того, что не по тебе. Маяться, биться, рваться… И что нести – Крест ли, судьбу ли, да просто горб… Ты ещё молод – ты сможешь себя спасти. Ты ещё голод, пресытишься – станешь горд. Путь мой – не путь. Непутёва. Мосток – шесток. Знаю его – в хребтине. И гнут, и лют. Господи, не прокляни и прости за то, Что, полюбив, не посмею сказать «люблю». Что не засну на его руках, как больной щенок. Что не проснусь от его поминальных ласк. Холодно. Сыро. И капает кровь со щёк. Стынет в ладонях маками… Отреклась. * Как ни зови её – зла, поросла быльём. Поистаскалось имя. И голь, и Храм… Сжалась в комок у ангела под крылом, И, не стерпев тепла, околела там.