...Я помню все...
...В грязи, в пьяном дыму,
в черные полубезумные ночи,
когда ветхая, вялая реальность переплеталась с кошмарами,
когда вокруг меня не существовало ничего,
кроме ускользающего ужаса,
и когда не умирал лишь потому,
что было лень встать и плеснуть себе в стакан яду,
являлись мне воспоминания...
Являлся мне ее святой образ,
как чистый свет, как спасение,
как избавление от мук,
как пробуждающаяся вера в то,
что страшная ночь когда-нибудь исчерпает себя,
что истончится глухая тьма и наступит утро.
И утро наступало.
Оно приходило тихо и почти незаметно,
и приносило облегчение,
но лучше бы не было этого облегчения,
потому что каждое такое утро отбирало у меня частицу души...
Иногда среди пустой, одинокой ночи,
очнувшись после забытья,
я в слезах шептал ее имя и,
изнывая душой,
мечтал хоть на мгновение почувствовать тепло ее хрупкого тела
и встретиться взглядом с ее грустными глазами,
единственными глазами на свете,
на дне которых я однажды увидел
мерцающий свет давно погасших звезд.
...Жизнь, как это ни банально звучит, – прозаична.
За утром следовал день,
в свете которого многое начинало казаться другим.
Потом набегал вечер, а за ним и ночь,
которая могла вовсе и не походить на те страшные,
о которых шла речь выше.
И не всегда я засыпал в одиночестве. Далеко не всегда...
(Фрагмент романа «Тринадцатая пуля»)