Что же это, и какое оно искусство сегодняшней России? Вездесущий микрофонщик Басков, или раздобревший Погудин? Многочисленные шоумены, или незатейливая печатная продукция супермаркетов, подменившая собой картины – пусть невыдающихся – художников? Как ни странно, графоманов как будто стало меньше – называться «поэтом» уже не престижно, или для «культурных людей» – невыгодно. Зато некто Макаревич теперь гнусавит по телевизору похабные песенки, если конечно не занят приготовлением пиццы. Вот это по-нашему!
Классическая музыка и архитектура – это не совсем современное искусство. Можно лицезреть по телевизору мосты и дворцовые ансамбли Петербурга, прослушивая заодно предложения покататься на речном трамвайчике. Но можно и пойти в театр, еще лучше в БДТ и хорошо бы на Мольера. Что я и сделал, и все второе отделение провел в буфете, пока на сцене «урезали» то ли канкан, то ли «семь сорок» обезумившие… – простите! – персонажи «Мещанина во дворянстве».
Надеюсь, хоть в кукольном театре все в порядке, – мне, ретрограду, дурно станет, если в кукольном начнут ставить оперу, а в цирке – драму.
По профессии я дизайнер, только ортодоксальный и старомодный, потому как дизайнерский ликбез не заканчивал – не было их! Нынче в нашей «альма-матер» ЛВХПУ (теперь академии) готовят компьютерных, средовых и не знаю уж каких «дизайнеров», как будто идиоту-ректору (это такой специальный медицинский термин) непонятно, что не может быть дизайна пивных бутылок или детских садов, но может быть детский сад, который спроектировал дизайнер. Разделение труда бывает необходимо, но дизайн существует, в том числе и для объединения разных представлений о проектируемом объекте. Так было в СССР и специалистов по мясорубкам не готовили. Это только в Америке обучали будущих изобретателей автомобильного колеса. Последним достижением современного искусства, вероятно станет очкастый и женоподобный «наш человек», некий К°, который с телеэкрана обязательно посоветует вам не выбрасывать на помойку полированный рояль, а покрасить его аэрозольной краской. Делайте свой дизайн! – исходят спермой олигофрены.
Досаду вызывает другое. Выпускники ВУЗов, не говоря о разных там коллежах, сориентированы преимущественно на компьютер и графику, то есть рекламу, ну может быть еще на отделочные материалы. Восстанавливать все опять придется с нуля. Вновь талантливые русские ребята в художественно-промышленных училищах («наши люди» учиться не любят, они любят поучать) будут осваивать и академический рисунок, и живопись, и теоретическую механику, и детали машин.
Прилавки завалены азиатским ширпотребом, чижам раздолье, они и не слышали о знаменитой в прошлом Ульмской школе, чижам лишние знания ни к чему, им нужны «ценные» сведения. А нам? Неужели нам не надоело поглощать продукцию малайских обезьян, почему-то считающихся проектировщиками и потакающих извращенному вкусу потребителей?
В Эрмитаж и Русский музей я с некоторых пор не хожу, это как вернуться домой после того, как грабители уже скрылись. Да нет, не скрылись. Когда-то устраивались экспозиции новых музейных поступлений. Сегодня следовало бы открыть фотовыставку катастрофических последствий бессовестного воровства. Хитрож…пый сын своего папы Пиотровский приобрел для Эрмитажа, естественно за наши с вами деньги, $35 000 000, некий холст, понятно, что не Малевича – этот самый Малевич «черных квадратов» такого размера просто не изображал, – и выделил для него отдельный зал, чтобы приукрасить свою аферу. Ну, тут все ясно – «наша Моня игде-то схватила таки крупного хабара!»
Теперь в здании союза художников торговые залы. Мазню продать нелегко, так чиновники легко продают места на стенах и обнищавшие художники их покупают. В Ленинграде экспозицию картин строили по другому принципу – экспозиция отдельно, а сортир – отдельно. Выставкомы, впрочем, работают. Но теперь студентам разрешили выставляться вместе с их дедушками и бабушками. Это раньше художники чаще носили бороды, ныне в союзе обосновался голопузый и синеволосый контингент-с. Выставки студенческих работ – это очень хорошо, но мы, кажется, как всегда путаем Божий дар с яичницей.
Картины и гравюры в домах уступают место скабрезным фотографиям и постерам – печатной продукции сомнительного качества. Голенькие девочки, как и прежде не дают покоя лысеньким мальчикам. Из страны первопроходцев мы постепенно превращаемся в Общество онанистов. Интересно, а американцы еще не украшают свои жилища портретами президента Клинтона, но без штанов?
Антиквариат стоит дорого, галерей и антикварных лавок много, подделок еще больше. Старых картин пруд пруди. Здесь что-то не так, раньше в единственном магазине их висело десятка два, теперь – сотни.
О литературе говорить нечего – тут что Петербург, что не Петербург – все одно. Ну, нет на слуху серьезной сюжетной прозы! Ценность сборника современного поэта ничтожна, может быть, не стоило отменять цензуру и литсоветы? Публицистику, правда, можно найти. А вот душу мы, кажется, теряем.
Книги по искусству и альбомы дороги, их полиграфия больше напоминает фотоснимки KODAK. Никак не CORVINA и не FRATELLI FABBRI.
Телевидение в Петербурге опасно для здоровья, можно и на рекламу напороться. Телереклама – это такое жидовское искусство быть уродом и всем о своем недомогании рассказывать.
Пример первый: возлюбленная парочка среди ночи и без порток бежит смотреть – не засорился ли их любимый унитаз? На лицах тревога.
Пример второй: у папы едва не лопается мочевой пузырь, а его чадо в памперсе обделалось и радостно улыбается. Изображается наслаждение.
Пример третий: жидовская семейка наелась из пакетов какой-то синтетической пакости. На лицах райское наслаждение.
Ну, не могут «наши люди» обойтись без г…вна! Сами бы в нем и жили, а мы здесь причем?
Закончу наружной рекламой. Технически ее сделать несложно, поэтому город загадили, как могли. «Элитные» рестораны и бордели оформлены дорого и безвкусно. Но главное город в своей неповторимой красоте как бы замер в растерянности перед нашествием мишуры. Мне неинтересно, как там в Токио. Мне жаль Петербург.
Говорят, что моя молодость была временем ограничений. Художник даже надпись на афише не имел права расположить вертикально, то есть «по-китайски». Скорее всего, это было правильно. Ничто так легко и главное так быстро не действует на наше воображение, как визуальные объекты, как изобразительное искусство. И ничто так скоропостижно не превращает человека в обезьяну, как бижутерия.
Лет десять я сетовал, что искусство становится частью массовой культуры. Это верно, но причина здесь не в самом искусстве. Вся визуальная культура от навороченной иномарки до ширпотреба становиться массовой, искусство строит гримасы угодные публике, а музыку пишут не композиторы, а барабанщики.