Тоже, бляха, школа жизни: тихий час по распорядку,
Получаешь передачу – раздели её на всех,
Дважды в день у попы держишь проспиртованную ватку,
Чаще слышишь крик и стоны, а не звонкий детский смех.
В нарисованные карты старшаки играть учили,
Хлеб таскали из столовки (круто, если к хлебу – соль).
Хоть и разный был диагноз – одинаково лечили.
Вроде детская больница, но недетская тут боль.
Снова в операционку тащат жертву на каталке
(Каждый знал, что очень скоро и его придёт черёд).
И молоденьким медсёстрам было нас, болезных, жалко,
И твердили как молитву: «Всё до свадьбы заживёт!»
Помню градусник разбитый и блестящий шарик ртути,
Тараканов (я руками их, как все, ловить не мог),
И как врач сказал, что больно мне ни капельки не будет,
Как я десять дней валялся, изучая потолок.
Ясно помню вкус наркоза, и как швы чесались жутко,
Как из капельницы кто-то просто классно плёл чертей,
И как было неудобно испражнятся, лёжа, в «утку»
(Боже, опыта такого не должно быть у детей!).
Ночью – кварцевая лампа, днём – сквозь шторы – лучик солнца
И глаза усталой мамы мне несли тепло и свет.
Всё когда-нибудь проходит, только память остаётся:
Отделенье хирургии, мне неполных девять лет…
(01:00) 17.10.06.