Жало змеиное быстрое
сетку дождей протыкает,
капли тяжёлыми монистами
шейку её украшают.
Смыла с соборного храма грузных ворон,
сбила листву, разрешила режим похорон,
в медных крестах мелькнула,
небо с землёй замкнула.
Радостно дышится, празднично,
бей, молния, бей!
В грудь мою белую, серую толпу людей,
себелькой чиркни Божею,
бей в нашу жизнь прошлую.
Капли лупите, солдатики, Божия рать,
в чёрную душу.
Озёрные глади потом собирать,
реки синие,
опалы дивные.
Эй, не жалей, жги!
Нет у огня слуги,
сам себе господин,
гуляет в полях один,
сам себя веселит,
деревеньку палит.
С ранёхонького утра,
молния – ему сестра.
Эй, мужик, шустрее крестись
в небеса сырмяжные, ввысь,
на маковок купола,
чтобы лёгкая стрела
не оплавила в угли храм,
щепу разметав по дворам.
Мимо креста молния бьёт
в круглое озерцо,
уток недвижных плывёт хоровод,
срезанных заподлицо.
В пришибленные камыши,
в кувшинки,
взбитую ряску.
А молния, блеск,
пускается по новой в пляску.
Да бьёт прямо в крест.
Молись же мужик, молись!
Уж откололся кусок от небес.
Уж глухие услышали грома.
А слепцам отлетела тьма.
Быть может, через сотню-другую
лет,
тонких колец тусклый свет
напомнит тебе о многом,
как храм полыхал под Богом.
15 августа 2009 г.
С-Петербург