"...и путь от самострела до пера,
не кажется уже таким особым..."
Нет - он особ... особенно когда холсту
до ужаса недостаёт ультрамарина,
и грог остылый - "Изабеллой" за версту
разит, как эликсир с экстрактом "озверина".
Когда смирясь с непримиримостью своей,
ты огрызаешься то рифмой бесполезной
на беспредел событий, то сглупа ждёшь Фей,
спешащих от надежды, распростёртой в бездне...
Когда от бунта твоего - поля руин,
и сотни лунных призраков там мира жаждут -
полки сомнамбул, не дошедших до Медин,
к душе-Каабе вновь предпринимают хаджи.
А в Мекке - тесно, тошно, там одна мольба,
питье - из акведука - сходство с "Мёртвым морем",
слеза - и Крым и Рим и медная труба -
всё в ней растворено, как в Лете прах историй...
Когда измены пошлой в окна прут стада,
косячат зеркала и безнадёжно жалко
весталок, сталкера... и сакуру... когда
в сединах Рима так благоухает свалка...
И завтра снова, из нарезок суеты,
камстролить бабочек стеклярусом к ажуру
хламиды для монады, где - по сути - ты,
но - лампочкой перегоревшей в абажуре...
Когда прямая неизбежность - вязью строк
слить меланхолию - сиреневым на белом -
заполнить "зА полночь" - судьба взведёт курок,
с предохранителя снимая Парабеллум...