Память коротка, непрерывной лентой лишь неизменная метафизика бытия. Все зависит только от оригинальности формулировки. Даже нет: от точности формулировки. От того, насколько удачно размыта филигранность. Истины не существует. Или она несущественна. Это как собственная исключительность: исключи себя, и все наладится.
Поэт, вертящийся на своем языке и совершающий дикие пируэты. Недавно заклеивал письмо и поранил язык острием бумаги. Потом пришла в голову нехарактерная мне метафора: так вот кровью и пишется. И капает она с языка словами…(штампы тоже были истиной - пока не начали интенсивно размножаться)
Все это определяется лишь чутьем. Чуть дальше от истины, чуть ближе к раскрытию скобок. Раскрытию когда-то совершенного преступления… Набираю обороты и не оборачиваюсь к началу (чтобы не придать построениям излишнюю завершенность).
Потешное развлечение. Что-то наподобие эссе (буква "с" сперва в научном, а затем в разговорном варианте «эс-сэ» палиндром, как и 22. Еще и декабрь) Лишний раз в себе покопаться, убедиться в малопостижимости. Добиться временной подвижности словесных оборотов, оживиться слегка. С легкой своей руки.
Наитие – великая вещь и большой обман. Если всегда ему подчиняться, зайти можно, а вот выйти… И отсутствие наития воспринимается трагически. А моменты просветления – лишь возможность точно сформулировать темное. Чтобы кто-то посторонний понял, что это и его опыт, и обрел ясность относительно себя.
Постулатов может быть сколько угодно. Лишь бы их обосновать. Пресловутая « борьба добра» со злом делает первое жестоким. И зла меньше не становится.
Итак, подытожим: сначала я начал писать стихи, а потом заинтересовался поэзией.
А еще раньше я начал писать песни. Самый большой минус – это то, что я все их помню (раньше и стихи все помнил. Но за последние три года их количество увеличилось раз в пять, куда тут запоминать…) И жить с таким количеством не спетых песен…Песня после написания проходит еще два этапа: аранжировки и записи. А стихотворение только пишется, его ничем уже не исказишь (разве только редактором), и после написания (после «делания») оно искажается куда меньше. Оно только видится другим. Но аранжировать его не надо, а записано оно уже было. В этом смысле стихописание – вещь более благодарная. Поэт – патологоанатом. Сначала он мертвит себя самопознанием, а потом исследует окружающее, ссылаясь на свой вдохновенный труп. Медные трубы собирателей цветных металлов из похоронных оркестров. Фразы с красивыми внутренностями. Препарирование отчаяния. Все очень серьезно. Посмеемся?
А если что-то осталось за скобками – это и есть самое важное. Вот о нем-то ничего и не скажу.
22, 29.12. 2001г