Гора табуреток,
Над ними два высохших дуба высились.
Я вырвал запястье и сплел себе петлю из собственных жил.
Забравшись на дерево, крикнул:
«А ну-ка, душа,
Выселись!»
И прыгнул.
Свобода, дружище!
До этого разве я жил?!
Так почему не друзья,
А враги мне погибнуть желали?
Будь я живой, то спросил бы
Убогих,
Попавших в беду б,
Спросил бы несчастных:
«Душа-то твоя хоть чуть-чуть пожила ли?»
Совсем не жила?
Так веревку хватай - и…
На «висельный дуб!»
Тебя слишком часто,
Дружище,
Злодеи при жизни карали.
Попробуй как я:
Всем назло на «дубах» сам себя покарай.
Я думаю:
Кожа ль на людях?
На «висельном дубе» - кора ли?
Иди же ко мне, человек,
Нету ада для нас -
Только рай.
Два дерева - мало для всех,
Так пускай разрастется аллея.
Не стой на дороге!
За мной -
Прямо в гущу дубовых аллей!
Там голая осень хохочет в ветвях,
И, от страсти алея,
Ноги разводит
И делает лица умерших алей.
Ноги разводит и тянет оттуда багровые ленты.
Покойников тешит,
Взрезает улыбки на скорченных ртах...
Как тебе осень?
Давай, умирай,
Разрывай этот плен ты!..
Ну, вроде бы всё, -
Рассказал я о гибели
В общих чертах».