липко пахнул перезрелой ленью,
будто благовонные поленья
кинул кто-то в солнечный костёр…
Мы проходим по-кошачьи томно
( – нам ли дело до мышиных стад?),
видя сквозь гремучий лучепад
город, как грядущее огромный…
Тонут в топкой птичьей тишине
разговоры добрых детских улиц…
Смех в ладошку…
Дерзко встрепенулись
звёзды, улыбнувшиеся мне…
Дразнят колосящиеся волны…
Мы спешим от душных глаз, от всех!
Ждёт когтей моих, кроваво-тёмных,
в шоколаде шёлка твой орех…
Тонем…
Трав отравная услада
и тишайшего теченья взлом…
Тают тайны…
Взрыв нектарных ягод
на губах, сочащихся теплом…
Сладкие трепещущие капли
на молочной шее – жемчуга...
Кружит тополиная пурга...
– Жизнь не может кончиться!
Не так ли?
…А потом –
Коричных, карих залов
жарко-пряный, праздничный уют…
Смотришь (в полыхающих опалах
чёртики бессонные снуют).
Злых теней надламываешь пики,
колкий околдовываешь страх,
в пляс зовёшь рубиновые блики
на моих серебряных перстнях…
Дым волос…
Свечной, свечёный сумрак,
холодок светящихся глотков…
Хрусталём облитых огоньков –
нежное биенье…
Переулок…
Потревоженный метнулся куст
в лужу мрака... По домам успеть бы!
Хруст ветвей и слов горящих хруст:
– Мой пожар тебя догонит, ведьма!
Наглядеться бы ещё, нажиться!
Но черны пугающе углы…
Точен выстрел часовой стрелы.
– И попробуй только не присниться!