Острой пикой врезается в сердце сочувствие близких,
Потому что в сочувствии – жалость, а в жалости – зло,
И уже выплывает Харон с того берега Стикса,
Погружая размеренно в реку забвенья весло.
Говорят: «Успокойся!» – а сами вгрызаются в душу
И смакуют, как лакомство, проигрыш твой иль беду.
Столько фальши в словах – а ты слушай и слушай, и слушай
С тем же чувством, как слушал ворон в опустевшем саду.
Боль не спрячешь – она на лицо опускается тенью,
А уйти нет возможности: дел, увы, невпроворот.
Вспоминаешь хорошее – в сердце же снова смятенье,
Одиночества ищешь – но кто-то найти не даёт.
И тогда начинаешь смеяться, пока что для вида,
Над потоком затасканных плоских и сальных острот,
А в душе закипает горячая, злая обида
И от каждого слова растёт и растёт, и растёт.
Что вам надо, родные?! Зачем так терзаете долго?!
Дайте мне разобраться в кошмарах своих самому!
В лес, наверно, уйду и дуэтом повою там с волком –
Только с ним, бессловесным, я с плеч эту горечь сниму.
Говорят: «Не судьба».
Говорят: «Не беда».
Говорят: «Успокойся».
Говорят...