Выходя от Аллы Дима был во вполне приличном расположении духа. Даже улыбался. Ну и что, что дома ожидает продолжение скандала. Перемолчим, перетерпим, не впервой. И не стоит оно того.
Конечно, на реплику: «Ты лампочку в кухне менять собираешься?» – нужно было молча взять и поменять, а не спрашивать: «Что, перегорела?». Не успел договорить, понял: начинается.
«Лежит на диване, ничего в доме знать не знает, все на мне, я не железная». Да еще и лампочку вкрутил не той мощности. Тут уже Ниночка случая упускать не стала, все припомнила, от недавно оставленного на столе молока, до сломавшегося семь лет назад ключа от квартиры. И про ночной храп не забыла.
Диме давно уже ясно, зачем она так. Чтобы ничтожеством себя чувствовал, чтобы место свое знал, чтобы ценил Ниночкину заботу. Причем она знает, что он знает, высказался уже как-то на свою голову по этому поводу. Просто Ниночка не из тех, кто умеет останавливаться.
Сопротивление бесполезно. Любое. Хоть перечь, хоть извиняйся: «Он еще перечит/извиняется!». Особенно опасно посмеиваться, тогда до криков со слезами доходит. Так-то обычно скандалит сдержанно, чтобы соседи не слышали, дом панельный.
Лучшая тактика – молчать. И в глаза не смотреть, как с самцами горилл.
Не учитывает Ниночка одну вещь: если мужик дома чувствует себя ничтожеством, то пойдет туда, где ничтожеством себя не чувствует. Налево пойдет.
Дима долгое время сдерживался, верные шансы упускал. Раз женился – храни верность, такой у него был перекос в воспитании. Но потом…
Странное время – начало третьего тысячелетия, соседи по подъезду сходятся через Интернет. Третий раз в жизни в эту всемирную паутину вышел, тыкался по разным ссылкам слепым котенком. Попал на статью о пиве, вернее об отношении к пиву мужиков. Хорошо написано, многое точно схвачено, но местами обидно. Да еще к тому же автор – женщина.
Мужики злых комментариев набросали, но дамочка отбивалась грамотно, профессионально. Один прямо так и заявил, что она на святое замахивается, за что был обозван Гомером Симпсоном. Второй предположил, что автор на самом деле мужик, за что был удостоен утонченных оскорблений под видом грубой лести, и ушел окрыленный. Остальные тоже не блистали.
Диме стало обидно за мужскую неуклюжесть, и он нашел к чему придраться: крепкое пиво предпочитают алкоголики, а не ценители. По реакции журналистки: «Критика как боль, единственный способ ее вытерпеть, это научиться получать от нее удовольствие», – понял, что задел женщину глубоко. А может, даже и навредил ей, она же, наверное, этими статьями зарабатывает, вдруг у них там такие «фактические ошибки» не прощают, и больше ей работы не дадут? Полез к ней в личку с неуклюжими извинениями. Слово за слово, завязалась переписка. Прямо родственные души оказались, у Аллы тоже проблемы в семейной жизни. Правда, развелись уже, детей не было.
А потом Алла вывесила на личной страничке свою фотографию. Он узнал, как такую не узнать? И сообщил свой адрес. Алла ответила: «Это судьба», – и соответствующий смайлик.
Ничего не оставалось, как зайти на чай. С букетом цветов. Цветы – за пазухой, чтобы дворовые бабульки чего не подумали.
С тех пор, как Дима прочитал брошюрку о половой жизни, слово «секс» казалось медицинским термином. Секс, ринит и диарея. С Ниночкой этот самый секс таки был похож на медицинскую процедуру, все очень по-деловому, по-взрослому и по-быстрому. С Аллой все было не так… Да что там не так, все было наоборот, как будто в подростковый возраст вернулся, каждый раз – как будто впервые. Сам от себя не ожидал, что может быть таким нежным и ласковым, и не мог себе представить, что женщина может так чутко отвечать на ласки. Да и не в одном этом самом сексе дело, им было просто хорошо вместе. Достаточно друг на друга смотреть. Да ладно, если от одного только осознания, что есть на свете Алла, сладко щемит внутри, стало быть этот самый секс - вообще третьестепенное, чего бы там в брошурах не писали.
Год назад это было. Сперва хотел Ниночке все выложить, ждал подходящего скандала. Даже дождался: то ей полка на балконе слишком узкая, то слишком высокая, то слишком некрасивая, почему сразу не сказать, что хочет на балкон полку магазинную, а не мужниными руками сделанную? Знает ведь, что не понимают мужики аж настолько тонких намеков, нет надо заставить мужа три раза одну и ту же полку переделывать, нельзя упускать такой случай. Не решился признаваться, Аллу пожалел – ей ведь еще как от Ниночки достанется.
А сама Ниночка ничего не заподозрила. Просто давно уже убедила себя, что ее муж – ничтожество, и ни на что без Ниночки не способен. Уж не на такое решительное действие, как супружеская измена.
И вот сегодня… Закрывая дверь Аллиной квартиры, Дима вдруг увидел на лестнице Марию Михайловну, главную дворовую бабульку. Внутри все сжалось, лицо окаменело до боли. Потому что Мария Михайловна все поняла. Вон как прекрасно все поняла, глазки блестят, ротик приоткрыт, прямо подросток смотрит порнуху, только что слюна не капает. Уже готова бежать Ниночке докладывать. И не отговоришся, что бачок приходил чинить, с такими лицами после ремонта бачка не выходят из квартиры одинокой женщины.
Надо что-то делать. Поговорить с этой старой стервой, поклясться, что больше не будет, подкупить, в конце концов.
Пришлось силой помогать бабульке нести сумку. На автопилоте запер чужую дверь, включил свет. Что же ей сказать-то, как убедить? А никак, бесполезно, хоть ей миллион отвали – не из тех Мария Михайловна, кто способен хранить чужую тайну. И придет Ниночка в гости к Алле… Дима вдруг очень живо представил себе эту сцену. И себя в этой сцене, как он Ниночкины пальцы из Аллиных рыжих (на самом деле – крашенных) волос выпутывает. И все из-за этой стервы, которой нехрен делать на старости, кроме как соседей строить.
В глазах потемнело. Дима, плохо соображая, что делает, набросился на старуху. Сгреб за грудки, схватил за горло древним движением. Вдруг увидел близко расширенные на всю радужку зрачки старушечьих глаз, остро почувствовал на удивление мягкую и даже шелковистую кожу старушечьей шеи. Услышал стук оторванной пуговицы по линолеуму. Потом старушка зажмурилась, и это почему-то окончательно остановило Диму.
Но замахнулся – бей, назад пути нету. Уже поздно извиняться, да и нет никакого желания. Потому вместо извинения выплюнул Дима угрозу. Старой клизмой обозвал, не забыл упомянуть, что шею свернет.
И ушел. На душе было пакостно, руки дрожали. Злость ушла, перегорела, только стыд остался.
Потом ждал даже с нетерпением, следил за Ниночкой, вдруг она начнет разборку не с Димы а с Аллы? Но – ничего не происходило. Даже скандалов не было, видимо у Димы вид был особенно хмурый, Ниночку это радует. Неужто испугалась бабулька?
Проходя мимо Марии Михайловны во дворе, старался на нее не смотреть. Губу до крови закусывал, чтобы не выдать себя лицом. Пусть убедится лишний раз в его твердости, пусть за свою старую шею боится. А кроме того – все таки совестно было.
Ну, раз обошлось, значит – обошлось. Значит все по старому.
Но когда Дима пришел к Алле в следующий раз, то застал ее в настроении тревожном. Спросила с порога:
– У тебя все в порядке?
Ответил вычитанной в Интернете фразой из разговора с выжившим в катастрофе:
– Нет не все в порядке, у меня изжога.
Алла слегка успокоилась, улыбнулась. Спросила:
– Я имею ввиду – дома все нормально?
– Промежуток между войнами, – ответил. Это так древние египтяне называли мирное время.
Алла нахмурилась, задумалась. Потом объяснила:
– Марья Михайловна приходила. Знает она про нас. И я подумала что… Неужели она Нинке не рассказала до сих пор?!
– Она не скажет, – спокойно ответил Дима, – я ее припугнул.
Алла расширила глаза, даже отстранилась слегка.
– Припугнул? Старуху?!
Потом она вздрогнула, опустила плечи, взгляд стал невидящим. "Поздно Алла, ты полюбила монстра", - так надо понимать эти мимику-жесты. А Ниничкины жесты Дима "читать" до сих пор не умеет.
Торопливо объяснился:
– Понимаешь, вышел я от тебя как-то, а тут она… Ну я испугался и…
– И с перепугу ее припугнул, – весело закончила Алла. Хихикнула, потом рассмеялась. Громко, облегченно, закидывая голову.
«Разведусь я с Нинкой», – отчетливо понял в этот момент Дима. «Детей поженим – и разведусь. Пусть посидит у разбитого корыта».