Вчера и присно солнца не было – дождями. А в хмари эдакой всё призрачное – жёстче. И всякий отзвук до мелодии дотянет. И всякий окрик до задёрганного Отче. Хоть не к нему теперь с нелепым отголоском Вчерашней суетности – нынешней, степенной. Равнинны радости. До неприличья плоски. И `верхом нравственности – потолок и стены. Которых красить и белить. Да и всего-то. И так уютно. Так уютно. Так уютно. В панельных ульях опечатанные соты, Где воском древности непрожитое юно. А мёд фантазии так сладок на безрыбье. И всё, что пресно – подсластить и не испортить: Подрифмовать, зашить порезы и порывы, И прочий мусор неопознанного сорта. Да только приторно. И стыдно. И увольте. Не счесть оскомин по мимическим морщинам. И поливать слова отборнейшею болью – Лишь вариант многоэтажной матерщины. Весь этот садомазохизм давно просватан И греет ужин ежедневно за вощиной. А я не спряталась и значит, виновата – Я так чудовищно и нагло беззащитна. А небу голодно – дождями паутинит. Я попадусь – напьётся вдрызг тоскливой гнили. А после – больно и светло чернильной синью Глядит в глаза необъяснимой ностальгии.