Зачем спускался я в глубины ада,
И смерти надо мной плыла громада?
Зачем по страшным безднам проходил?
И даже слух престранный породил,
Что музу собственную я убил.
Чудовищно-нелепая обуза,
Ведь и Некрасова больная муза
Кнутом иссечена была.
Иль значит, что рука народного поэта,
Сама, кнутом её секла
Но вдруг сей слух ,огромнее атланта,
Немыслимым восторгом опьянил.
Да, пусть меня не сторонилися, как Данта,
За то, что в ад живой сходил.
Зато другой, не менее нелепый,
Я в душах отклик породил,
Что будто я, один из всех поэтов,
Что свою музу погубил.
Пусть так. Теперь она бессмертна,
И плоти смертной не верна,
Немыслимою вечной глубиной
Теперь опьянена.