Вспоминаю кисловато-сладкий запах твоего ухода.
Амбре дряхлости, которую ты отодвигала до последнего, до 85 лет...
Винтажные занавески на затемнённом окне, вкрадчивый, срывающийся на шёпот голос, ровный слой пыли на непотревоженных дедушкиных книгах
Россыпь лекарств на тумбочке, россыпь стриженных после инсульта волос на белоснежной наволочке.
Безукоризненная тонкость черт в вуали морщин. Беззвучное дыхание.
Я сидела на уголке смертного одра, отодвинув ворох одеял. Держала тебя за руку и обмирала с каждым слегка задержавшимся вдохом.
Я гладила твои пальцы, и неожиданно уснула, не отпуская ладонь.
В три часа ночи тебя не стало... Подняв веки я сразу же опустила их.
Веки сделались неподъёмными от слёз...
Эпилог жизни...
Фотография в траурной рамке, растянулась в потусторонней улыбке Джоконды...
Старушечьими причитаниями отзвучали голоса поминок,
отгорела лампада на чёрной иконе, с неизвестным лицом святого,
ритуальная рюмка кагора - наполнилась мухами...
Квартира, с занавешенными зеркалами, словно лишённая лица, тихо увядала гортензиями и фиалками на подёрнутых патиной смерти, окнах.
Едва уловимый аромат восковых свечей и ладана витал в воздухе..
Быстро летели недели...
Пасмурным утром, сквозь дождь, я спешила за прахом в Николо-Архангельский крематорий, вцепившись побелевшими пальцами - в зонт, вырываемый порывами ветра.
Выйдя на дорогу, ловила машину, но водители словно не замечали меня... обдавали потоками брызг и пренебрежительно проносились мимо...
Полчаса, час... дорога совсем опустела...
Не выдержав, опустилась в метро, и долго, монотонно ехала до Выхино...
Смотрела на своё лицо, искажающееся в преломлении свето-тени, в движении кабельника, вьющегося по тоннелю.
Была преисполнена трауром, который едва коснулся меня в суете человеческих ритуалов, и только сейчас - заполнил всецело.
Пафос скорби.
Выйдя на поверхность - села в переполненную галдящими женщинами - маршрутку номером 706, до крематория.
Тётушки-пассажиры живо жестикулировали, обсуждая рецепт кутьи, помахивая пластмассовыми венками словно погремушками...
Везут игрушки для мёртвых...
Дорога петляла мимо куцых лесов, небо всхлипывало напоследок - изморосью, цепляясь тучным брюхом за верхушки елей.
Наконец - на горизонте показалась циклопическая труба. Приехали.
Отстояв очередь за прахом, заполнив документы и указав место захоронения - вышла на улицу.
Десятки машин ждали кого-то... но Не меня...
Пыталась вызвать такси, голосовать на шоссе...
Безрезультатно.
Снова переполненная маршрутка, толкающиеся соседи, подслушанные кусочки чужих реальностей в мобильных переговорах.
Наконец, прибыв к метро - нашла машину до Калитниковского кладбища...
Водитель, на ломанном русском уверял, что как никто другой, знает дорогу...
Сгущался вечер. До пяти часов открыты ворота погоста...
Мы стояли в пробках, искали объездные пути, бессмысленно вглядывались в карту Москвы... петляли, петляли...
К полседьмому - остановились у кованной калитки Калитниковской обители, на которой недвусмысленно висел амбарный замок...
Молча попрощавшись с водителем.. пошла вдоль бетонной стены, кольцом сжимающей поле засеянное людьми...
Нашла место, где заборные плиты чуть-ли не горизонтально упали на землю и не без труда, поддерживая урну, перебралась по ту сторону кладбища.
Жёлтые лица фонарей плыли над асфальтовыми дорожками.
Сутулые осины просеивали сумрак в листве.
Я неспешно шла, наступая на орнаменты разбегающихся теней...
Словно заснувшее дитя баюкала на руках - урну...
Внутри - бабушка... маленькая, хрупкая как младенец...
Наугад, сквозь хитросплетение тропинок пришла к искомой могилке, припорошенной прошлогодними травами...
Достала миниатюрную лопатку, попыталась подковырнуть землю...
Увы и ах... Земля была тверда как камень...
В нарождающемся отчаянии, я села на поминальную скамейку и заплакала от бессилия, от этого бестолкового, муторного дня...
Спустя время, из гущи деревьев донёсся звук мотора, на авто-телеге, нагружённой лопатами и обелисками, в мою сторону двигался человек.
Рассеянно взглянув на протянутые ему документы, он пообещал буквально через пару минут помочь мне с захоронением.
Откланялся и уехал...
Кажется прошёл час или чуть более того...
Небо проклюнулось звёздами, фонари стали ядовито яркими...
Наконец, пешком, с инструментами наперевес, нетрезво виляя туловищем, вернулся мой припозднившийся гробокопатель.
Отковырнул изрядный ломоть чёрной почвы, нашинковал его в мелкие комья, а затем, хищным ударом ребра лопаты - разбил урну.
Кусок светлого, звонкого матерьяла - упал к моим ногам.
Бабушкина керамическая челюсть... почерневшая в высоких температурах кремации, с искривлённым мостом - лежала на освещённом участке асфальта, вгрызаясь зубами в пустоту...