Неслышно дышит беспечный ветер,
он заблудился в прозрачной шторе.
А тихий голос - её ли это? -
дыханью ветра ритмично вторит.
Порхает солнце по белым стенам,
касаясь тёплым лучом распятья.
Уже не больно, лишь в каждой тени,
мелькнувшей мельком, ты видишь платье.
Казалось, нету осени конца,
но вот фонарь примерил чепчик белый
и ясный свет - как с детского лица -
февральской ночи осветил пределы
и тротуар. Асфальт серей свинца,
но только блёстки первые завижу,
пусть от природы фокусов завишу,
гляжу в окно. Огнистая пыльца
ложится на безлиственные кроны.
И вот уже нахохлились вороны.
Парит жемчужный лебединый пух.
И тишина ласкает нежно слух.
И кисть художника отзывчиво-светла
касается оконного стекла.
///
Гроза — оброк весеннему теплу.
В стихию стих слагается стихийно.
Весенний дождь волшебным мастихином
проводит по оконному стеклу.
Скажи мне, дождик, что ты сочинил,
открой для понимания мне доступ.
Дождь вроде симпатических чернил,
его загадки разгадать непросто.
Ты хочешь достучаться до меня
раскатом грома грозового ливня?
Окно, стекло, в хитросплетеньи линий -
огонь, вода и торжество свободы...
Возможно ли единство антиподов?
Но дождь прошел и зреют семена.
///
Апрель оставляет за кадром
холодный весенний пролог -
капризность и ветреность марта,
сумбурных ветров монолог.
Он ищет изысканный ракурс,
он в солнце и небо влюблён.
Вот листья подняв, словно парус,
готовится к плаванью клён.
И птичьему пенью внимая,
проснувшись на ранней заре,
Апрель ясноликому Маю
готовит в подарок сирень.
///
Но что со мной опять не комильфо?
Я этого никак не понимаю.
Мне снятся крылья чёрных мотыльков,
парящих в ароматом цвете мая.
С них мрак сочится в юное тепло
и рвётся солнца нитка золотая.
А мёртвый мотылёк махнул крылом
мне на прощанье, в сказку улетая.
Январские дожди. Надрывный крик вороны.
Ложится на окно расплывчатый курсив -
Январские дожди сродни оксюморону,
Зимой всегда снега на западе Руси.
Дождливая зима зимы обычной дольше.
Мне кажется, усну и больше не проснусь.
А щупальца дождей через границу с Польшей,
как будто серый спрут, опутывают Русь.
"Где ты слова-то берёшь?" (С)
Не спрашивай, где я беру слова.
Они сравнимы с тополиным пухом.
Смычок сверчка моё щекочет ухо
и от того кружится голова.
Слова таятся в шорохе листвы.
Поёт их шмель над парковой поляной.
Они витиеваты, но понятны.
И не беда, что слышишь их лишь ты.
Слова везде. Их говорит рассвет.
Их шепчут ветер, птицы и капели.
Но если вы услышать их сумели
и разгадать, зажжётся в сердце свет.
Слова рисует лучик-мастихин
по искоркам дождя в оконной раме.
Прислушайся, и запылает пламя,
а из огня рождаются стихи.
Когда часы, издав тяжёлый стон,
пробьют и скажут: «Ты отныне лишний!»
Наступит век фарфоровых цветов,
которые не пахнут и не дышат.
Флажок упал. Нет времени, цейтнот.
С небес ко мне спускается посланец...
Увы, букет фарфоровых цветов
ни плакать не умеет, ни смеяться.
И ты молчи, не надо лишних слов
в тот миг, когда мне суждено растаять.
И лишь букет фарфоровых цветов
останется, твою тревожа память.
/
Вершится времени виток.
Идут часы. Но в хмуром свете
напоминание о лете -
мой нарисованный цветок.
Рисую кистью лепесток
и гибкий удлинённый стебель.
Добавлю синеву на небе
и малахитовый листок.
Сочится серый свет окрест.
Часы отстукивают мерно.
Он жив и мёртв одновременно,
мой неумелый палимпсест.
Плету иллюзию весны
и время пролетает всуе.
Да, я зимой цветы рисую
и вижу радужные сны.
/
Букет искусственных цветов,
иллюзия весны и лета,
пародия по форме, цвету,
букет искусственных цветов.
Букет искусственных цветов
так неестественно вульгарен.
Он пустота в прекрасной таре,
букет искусственных цветов.
Букет искусственных цветов,
природе подражая верно,
правдив и лжив одновременно,
букет искусственных цветов.
Обычная стена кирпичная,
на ней распахнуто окно
и льётся страстное каприччио
в ночной проулок обезличенный,
бушуя ветреным вином.
Сквозь повседневное, привычное
несет вибрации смычок.
И я, не помня о приличиях,
вбираю звуки мелодичные -
в сачок изловленный сверчок.
/
Синеют глаза с поволокой,
смущённо опущены веки.
Ты робко глядишь издалёка,
из тайны забытого века.
Нарядный жемчужный кокошник
короной над русой косою.
И был неизвестный художник
твоей очарован красою.
Улыбка алеющей розой
и взгляд, преисполненный ласки.
Такой поэтический образ
навеки запомнили краски.
В картине ли есть подоплёка?
Но сердце в груди встрепенулось!
Зачем ты пришла издалёка,
напомнила нежную юность?
/
Внезапный приступ слепоты,
к сердцам подкравшийся лукаво.
Зачем я ей дарю цветы,
зачем её лицо ласкаю?
За розоватой пеленой
не вижу цель, куда приду я?
Нет, не она предо мной,
а только то, что сам придумал.
Я словно слеп, но в мираже
близки друг другу две печали.
И, обо всем забыв, уже
она в игре мне отвечает.
Моё седьмое небо - ты,
но сердце разрывает болью
внезапный приступ слепоты,
оплошно названный любовью.
/
"A mnie jest szkoda lata..."
Andrzej Bogucki
Янтарный лист блеснул на иве -
гляди-ка, осени начало!
А я по-прежнему наивен -
хочу, чтоб лето не кончалось.
Тепло от солнечной улыбки,
но хрипло вороны речуют
и, словно золотые рыбки,
волнуют листья гладь речную.
/
Неба не видно за стаями птичьими,
Стрелки часов схожи с крыльями мельницы…
Также всё было во время античное,
Вряд ли что осенью этой изменится.
Солнце, как прежде, взойдёт на востоке
В небо России фиалково-синее,
Лишь леденеющий лист в водостоке
Просит: «Спаси меня!»,
Плачет: «Спаси меня!»
Сирый листок, не имеющий имени,
Просит: «Спаси меня!»,
Плачет: «Спаси меня!».
Всё случайно -
орёл и решка...
Чем полакомить
сыроежку?
Люблю котов, но неспроста
не завожу себе кота.
Клубятся тучи серые,
морозы жгут коварные,
а на макушке Севера
горит звезда Полярная.
Играя Млечным кружевом,
в серебряном халатике
всё вертится и кружится
спиральная галактика.
Повис на шпиле ратуши
округлый диск Селены и...
со мной ты снова рядышком,
любовь, моя вселенная.
2.
Чепчики снега на гроздьях рябины.
Солнце пожалует скаредной лептой...
Как бы сбежать от зимы нелюбимой
в светлую сказку желанного лета?
Я бы избавил весь мир от лишений -
зиму скостил бы хоть наполовину,
если бы был хоть немного волшебник,
если бы лампу нашел Аладдина.
3.
Сияет снег. Сиянье поражает
великолепием сквозь мириады лет.
Но снег не светит, только отражает
вселенский свет.
А ты, поэт, живущий миражами
из века в век,
Горишь ли сам, иль только отражаешь -
как снег?
Отмеривая времена и лета,
стучат о сталь проворные палеты.
Эпохи крах, Отечество в руинах,
но знай звенят кровавые рубины.
Хоть в золотой, хоть в бронзовой оправе,
но время — не добавят, не убавят.
Отрадно тикают и слух мой умиляют.
Но жизнь за каждым стуком умаляют.
Идут часы, заведена пружина.
Им всё равно, мертвы мы или живы.
Оплакал оборвавшиеся судьбы
пронзительный свинцовый контратенор -
Эпохи металлические зубы
кромсают человеческое тело.
_
В резном футляре тиковом
барокковой красы
идут, размерно тикая,
фузейные часы.
Фузейные музейные
прошли немало миль.
Салфеткой бумазейною
с них смахивают пыль.
На вычурные стрелочки
гляжу через стекло...
Да что там время — мелочи,
по капле утекло.
Часы исправно тикают:
«Послушай, ротозей,
и ты в футляре тиковом
отправишься в музей!»
_
Пел чайник голосом сыча,
свистел кофейник, словно клопфер.
А мы забыли про часы
втроём - ты, я и чёрный кофе.
Мы позабыли о часах,
войдя в чертоги безвременья.
Не на стене, а в небесах
соединились наши тени.
-----
Тезаурус.
Фузея (прил.- фузейные) - особая часть часового механизма, обеспечивающая точный ход в старинных часах.
Клопфер - устройство тонального воспроизведения знаков азбуки Морзе, телеграфирования.
Словно капли о камень, палеты
звонко бьют о венец колеса.
Крохи времени собраны в Лету.
Небеса надо мной, небеса...
-
Он кофе пьёт всегда без сахара.
Помол заваривая густо,
соединяет с видом знахаря
в марьяж арабику с робустой.
Топя в чернильной черни горести,
к губам несёт подобострастно
фарфоровую чашку горечи,
как умирающий лекарство.
-
Как жарко дышат августа уста,
неистово желание прохлады.
Ночь августа удушлива, густа,
не освежает запахом лаванды.
Спасенья нет от адовой жары!
Мой августейший август венценосный,
я утомлён. От летней мишуры
в тишайшую позволь укрыться осень.
-
Промозглый воздух густ и мглист,
Берёзка жаловалась ветру:
«Зачем ты оборвал мой лист,
повесь, пожалуйста, на ветку!
Ты, ветер, груб, ты — эгоист.
Гляди, я празднична, нарядна.
Зачем ты оборвал мой лист?
Он золотист, верни обратно!»
-
Осенние ливни, ненастные ливни,
опять непогода и нет настроенья.
А я так наивен, а я так наивен -
я лета хочу, я хочу потепленья.
Но капли дождя бестолково долдонят -
природа живёт по накатанной схеме...
Ах, бабочка, крылья раскрой на ладони
и лето верни хоть на малое время.
Уголок найдя укромный
на просторной горной крыше,
посмотреть на мир огромный
то ли сверху, то ли свыше.
Пробираясь меж отрогов,
там, где песни пишут ветры,
возвращу себе немного
то ли силы, то ли веры.
Не допущен богом к раю,
попрошу одну нaграду -
Хоть бы рядышком, хоть с краю,
камнем стать у водопада.
До свиданья душный горд,
прочь, убогое убранство!
Я ищу в долинах горных
от бездушия лекарство.
----
* - прости, Генрих!
-
Свежескошенное сено пахнет в парке Арабелла.
Даже ветры усмирели, приутихли, онемели,
не летают над лужйкой быстроногой горной серной.
Пахнет в парке Арабелла cвежескошенное сено.
Словно занавес подняли перед самым главным актом.
Облака парят на небе кучерявой пышной ватой
и плывут пушистой стайкой надо мной лазурным трактом.
Маргаритки на лужайке расшептались... ух ты, ах ты!
Это радужное лето собирается на вахту.
-
Успеть зарядиться, впитать каждый люмен,
пока löwenzahn ещё не pusteblumen.
Bовсю надышаться волшебной неделей,
пока одуванчики не поседели.
Среди маргариток магически белых
побыть мотыльком на лугах Арабеллы.
-
Над всей Германией дожди -
на юге и на севере.
Хоть волком вой, а хоть пищи,
им нет конца, наверное.
Над всей Германией дожди -
неделя с понедельника.
Хоть волком вой, а хоть пищи,
дожди с грозой - подельники.
Над всей Германией дожди -
у неба нынче мания.
Хоть волком вой, а хоть пищи,
промокла вся Германия.
-
Опять над Городом дожди
повисли серой пелериной.
Танцуют капли-балерины,
их сцена - зонтики, плащи.
Животворящий луч ища,
природы проклинаешь козни,
а небо прячет солнце-козырь
с обратной стороны дождя.
Но сколько козырем не крой,
не унимают капли танец,
и кажется, поранишь палец,
польётся стылый дождь, не кровь.
-
Не трудись искать меня, я
- не сочтите это странным! -
путешествую, меняя
города, дороги, страны.
Здравствуй, Гармиш-Партенкирхен,
голубых вершин узоры!
Облака вихрастым вихрем
обволакивают горы.
Не унять никак восторга
от развалин Колизея,
но гуляю по отрогам
над зеркальным Кёнигзее.
В Миттенвальде пью водицу
ледяную, ключевую.
Угораздило влюбиться
в жизнь, по свету кочевую!
Пусть луна горит иная,
пусть вода с краюхой хлеба -
путешествуя, меняю
не себя, а только небо.
Ах, птица-мечта розоватая,
зачем накануне зимы?
Тебе не вернуть невозвратное,
мечта - словно счастье взаймы!
Ах, белая горлица памяти,
зачем возвращаешь мне боль?
Ведь память - как нищий на паперти.
Не надо о прошлом, уволь!
В сиреневых сумерках осени
тревожа мой кроткий покой,
то белою птицей, то розовой,
сменяются дни чередой.
*
Осень окончится неотразимо,
с листьев проходит кровавый ожог.
Падает с неба на землю зазимье -
мелкий непрошеный ранний снежок.
Не затаи на природу обиду
за испытание временем вьюг.
Будет по осени петь панихиду
клин журавлей, улетая на юг.
Скоро снега заметут, а покамест
в память о летнем безумии гроз,
я отстою сиротливый акафист
в храме дождей и несбывшихся грёз.
*
О чем курлычут журавли
в туманно-непрозрачном небе?
Моё ли сердце унесли
за горизонта острый гребень?
...прощальный клёкот журавлей
в веках прославили поэты -
шуршит проказник Шурале
фальшивым золотом несметным…
Стремят предвестники зимы
полет в пределы края света -
там небо кажется седьмым,
там утихают боль и беды.
О, если б только ты и я
смогли туда навеки вместе!
Увы, запретны те края -
нам отказала стая в месте.
А ты, поэт, живущий миражами
из века в век,
Горишь ли сам, иль только отражаешь,
как снег?
Я бы избавил весь мир от лишений -
зиму скостил бы хоть наполовину,
если бы был хоть немного волшебник,
если бы лампу нашел Аладдина.
Клубятся тучи серые,
морозы жгут коварные,
а на макушке Севера
горит звезда полярная.
Играя Млечным кружевом,
в серебряном халатике
всё вертится и кружится
спиральная галактика.
Повис на шпиле ратуши
округлый диск Селены и...
со мной ты снова рядышком,
любовь, моя вселенная.
Летней ночью агатной
запах кофе и манго,
в море парус фрегата,
в Португалии — танго.
Мы с тобой у причала,
волны - словно мустанги...
Поведи же плечами,
как танцовщица танго!
Обними же, танцуя
в брызгах, пене и влаге.
Горячей поцелуя
португальское танго.
Мы обвенчаны зноем.
Я поляк, ты — британка,
но теперь нам родное
португальское танго.
Только болью по нервам
грусть последнего шага:
“Vejo você em breve!”*
И прощальное танго.
*“Vejo você em breve!” [вежо восе им бреви] (Порт.) -
"До скорой встречи!"
Весна...
А воздух комнаты обкурен
и луч, горящий голограммой,
рисует шаткие текстуры
на стенке камеры обскуры*,
вертя реальность вверх ногами.
Весна...
Не мой, чужой отрезок года.
В нём тягостных бессонниц бремя.
Терплю проблемы перехода.
Гремят настырных капель орды.
С дождями утекает время.
Весна...
-
*Камера обскура (camera obscura, лат.) - дословно: тёмная комната.
и превращается он в месиво.
При всей душевной полноте,
откуда взяться тут экспрессии,
какой к болоту пиетет?
И всё же, словно бы под чарами,
как будто выпал гороскоп,
я выхожу, ногами чавкая,
по хлюпкой хляби городской.
В одном окне за занавескою
(под ним весной цветёт сирень),
пусть на мгновение, нерезкая,
мелькнёт расплывчатая тень...
А снегопады здесь по вторникам,
С чего бы так, не знаю сам.
Ретиво протирают дворники
автомобильные глаза.
Пусть догорит, остывая, как летнее солнце,
выпустив едкий дымок в небеса напоследок.
Вьётся дымок над окурком, вертясь веретёнцем...
Вот и стрижи улетают - пока, непоседы!
Скоро на смену вам в небе закружат вороны,
будут кричать, как мулла поутру с минарета.
Тоже черны, но они не восполнят урона -
Лето сгорает быстрее моей сигареты.
Нет вам, стрижи, адекватного эквивалента.
Лету задорно-стрижиному громкое "Viva!"
Только б успеть докурить мне мою сигарету.
Только б допить золотистое солнышко в пиве.
II
Уходит лето. Это не фатально.
Пока ещё вовсю сияет солнце
и радуги купаются в фонтанах,
вальсируя на струйках-веретёнцах.
Вокруг - восторг воркующей голубки
размножили зеркальные витрины,
а с губ слетают бабочки-улыбки,
таинственней непознанных нейтрино.
III
Лето мне шепчет на ухо: "Memento mori!
Жизнь быстротечна, но в сути своей либеральна.
Бросил бы всё и слетал искупаться в море,
или хотя бы попил в Трускавце минеральной.
Ну-ка, спеши, а не то очерствеют мысли.
Я промелькну, а несбывшееся - не отпустит.
Будешь потом горевать, бормоча: "I miss you..."
Вот и прошло... Здравствуй, время вселенской грусти!
На серебряном колечке
вязью штихеля араба
филигранная насечка:
"In aeternum te amabo"
Проведи меня, колечко,
сквозь житейские ухабы!
Я люблю тебя навечно -
In aeternum te amabo.
* In aeternum te amabo [ин айтернум тэ амабо](лат) - я буду любить тебя вечно.
Утихло и замерло летнее многоголосие,
невесело небо, темно не к восьми, а к пяти.
Но трепетно верит душа, осенённая осенью,
что ты не в конце, а пока в середине пути.
Ложится листва разноцветьем лоскутного коврика
и каждый лоскут в нём несёт временную печать.
Наверно, неправильно жизнь переписывать поверху
и было бы глупо пытаться с начала начать.
Осенняя грусть - полуправда сусального золота,
Минуты собрать - словно воду нести в решете.
А сердце стучит, подгоняет... Зачем? Ты не молодо.
- не надо спешить, и ямщик осадил лошадей -
Погаснет окурок во влаге цветастого вороха,
развеется едкий дымок и легко на душе.
Пока мне на свете хотя бы немногое дорого,
не надо тужить. "Заводи и поехали, шеф!"
Всё проходит, и радость, и боль...
Всё уносят за море пассаты...
Вот летит дирижабль, как любовь...
Как любовь? Да, - он тоже пузатый.
I
Поэты врут, однако - ты верь!
Слова порой острее специй.
В стихах мешают всякий ливер,
а ливер, - он какой без сердца?
I
Не для ума это, даже дошлого,
выдумаешь теорию ту еще -
левой рукой я держусь за прошлое,
правой хочу дотянуться до будущего.
I
И даже от судьбы поймав затрещину,
не успокоюсь, как в анабиозе.
Шерше ля фам, - опять: "ищите женщину"
Яд и лекарство - дело только в дозе.
I
Бываю на язык остра,
Но не отчаивайся, ведь мы
Сгорали в пламени костра…
«В любой из нас – частица ведьмы!»
I
И сколько, дамы, вам твердить про это? -
Стихи - стихами, а поэт - поэтом.
Пускай иной высоким словом блещет,
стих и поэт - две очень разных вещи.
I
В бессмысленность поэзии не верю я,
стихи горят лампадой негасимою -
поэты пишут ангельскими перьями,
хоть с виду и похожи на гусиные.
I
Иной из фарисеев всё кричит,
мол с Богом он соседствует бок о бок...
А я гляжу в недремлющее око -
с Ним говорю, но Он в ответ молчит.
I
Надоели вопросы, ответы,
размышления "с кем бы" да "как бы"...
А "Виагру" - не импотенты,
это средство придумали бабы!
I
Как давно мне не снились туманы...
Как дождливы теперь вечера...
Отосплюсь и, быть может, domani
станет лучше, чем наше вчера.
Знойно. Со лба вытираю испарину.
Нынче в России погода Испании.
Где же ты в шири индигово-лаковой?
Мы бы с тобой о прохладе поплакали.
Зачем сопротивляюсь ветру,
навстречу смерчу встав горой,
ещё не потерявший веру,
последний выживший герой?
Размётаны мои собратья,
кружатся по ветру, снуют.
Напрасно силюсь их собрать я
в одну счастливую семью.
Мы никогда не будем вместе,
не прекратить безумство их.
И мне отказано здесь в месте
и в счастье быть среди своих.
Всё невесомо, кажется, взлетишь.
А ветер, лёгкий, словно платье феи,
принёс обрывки радужных афиш
под балдахины уличных кофеен.
Палитра пёстрых черепичных крыш
насыщена сентябрьским цветом эля,
и ты на вечность пристально глядишь,
заворожённый кружевом Эйфеля.
Он сперва меня не понял вроде,
взгляд его увесист был и лют:
"За рубли, братан, дают по морде,
в морду за рубли теперь дают!"
Воздав кошачьей ауре,
Калигуле под стать,
я чистил свой SIG Sauer,
любимый свой SIG Sauer
ПЭ-Двести-Двадцать-Пять.
Нет, не бутылка "Моршинской",
а пиво на столе.
Шуршу латунным ёршиком
по копоти в стволе.
Кот косится опасливо
на звонкий звук ерша...
Не возводи напраслину,
жива моя душа!
Никак ей не состарится,
вершит свой век, греша.
Но коли грязь появится,
отведает ерша.
Бояться пули надо ли?
На корточки присев,
от всех напастей снадобье,
заманчивое снадобье,
кладу в железный сейф.
Только дождику не до службы,
хулиган, как мальчишка весел.
Соскользнуть ему только с луж бы
и бегом в города да веси.
Он порой, как пушинка, лёгок,
временами изрядно весит.
Прошумит в тишине над логом,
пронесётся, гудя, над лесом.
- Неужели вы мне не рады?
- Рады, дождик давненько ждали!
Улыбаюсь дождю с веранды,
а земля пьёт дождинки жадно.
Животворящий луч ища,
природы проклинаешь козни,
а небо прячет солнце-козырь
с обратной стороны дождя.
Но сколько козырем не крой,
не унимают капли танец,
и кажется, поранишь палец,
польётся стылый дождь, не кровь.
Под печкой выросли грибы.
Ой, Настина игрушка...
Шуршит у гречневой крупы
мышонок-побирушка.
Покрыла подоконник пыль.
Тень стелится покато.
И небыль обрядилась в быль,
но прочь ушли Пенаты.
Не здесь ли затерялся след
моих истоков давних,
там, где указывает свет,
сочащийся сквозь ставни?
Ищу, в потёмках шебурша,
ищу себя, ан нету...
Куда ты спряталсь, душа,
упала в щель монетой?
Я спешу на работу по времени куцему
сквозь препону из мыслей навязчивых полчищ.
Ни к чему ССР мне и - как её? - Фурцева,
но в ушах эта песня из "Утренней почты"
Всё прошло и давно на задворки заброшено,
Нет, сидит же в мозгу, словно чёрная порча,
Пустозвонный мотив из далёкого прошлого,
подзабытая песня из "Утренней почты"!
Жизнь измята и ложью донельзя изломлена,
Только сколько новинками сердце не потчуй,
я тону, но хватаюсь за эту соломину -
за бравурный мотивчик из "Утренней почты"
Солнечный диск, словно взмыленный торо,
мчит на закат - жёлтло-красный капоте.
Это пора опалённых просторов,
время мечты для любви и полёта.
Не потому ли танцующий аист
взмыл в поднебесье под солнцем палящим?
Время твоё - огнеликое, август,
душной волной над полями парящий.
Воздух матовый и сонный,
листья цвета табака...
Белый след инверсионный
протыкает облака.
Пролетела в небе "Тушка"
и жестокая рука
человеческие души
забирает в облака
Не бойся, виртуоз, не прячься, погоди-ка,
я не коснусь твоей настроенной струны.
Сыграй мне, паучок, на тонкой паутинке
мелодию моей любимой стороны.
Мне выпал долгий путь за дальние границы.
В забывчивости я отнюдь не уличён
и где бы ни был я, мне долго будет сниться
мелодия Руси, приятель-паучок.
Им всё равно, кто их увлёк
в радужный луч света.
Будут кружить, как мотылёк,
силясь найти лето.
Нам не понять листьев ройка,
не раскопать недра,
ведь для него наша рука -
просто поток ветра.
Время придёт, лишнее – вон,
прав был отец Оккам.
Белым дождём брызнут вдогон
слёзы твоих окон.
И вещи враждебны ко мне без утайки -
их много вокруг, их большая семья.
Вот шелковый галстук на шее удавкой
обвился и замер, как будто змея.
На бога, на чёрта ли я уповаю?
Быть может, умишком теперь я убог,
но чувствую, ногу в сапог обувая,
меня голенищем хватает сапог.
Мой мозг, словно бомба, наполнен взрывчаткой,
достаточно искры, чтоб с громом пропасть.
Мохнатую пасть разевает перчатка -
готова сожрать меня, цапнув за пясть.
Моя несвобода меня убивает,
питается мной, словно впившийся клещ,
а я понемногу душой убываю
и сам превращаюсь в пустячную вещь.
Лучше глянем на то, как позёмка вьюном побежала.
Мы же здесь про декабрь, что ещё приписать декабрю? –
Он вонзает в меня остриё ледяного кинжала,
Я – спасибо скажу, как Толстовский месье Деларю.
Шарф на шею и – прочь, прогуляюсь морозным кварталом
И с души отряхну притаившийся в ней полусон.
Воробьи голосят и вороны скандалят картаво,
Только слуху милей веселящихся вьюг унисон.
Так выходит, декабрь, ты из дюжины братьев последний?
И, видать, потому напоследок припас волшебство –
На подходе январь, твой малыш, твой желанный наследник,
Для него Новый Год и несущее свет Рождество.
Не старайся, зима, и сосулькой мне в сердце не целься.
Дотяну до весны, - одолеть ли меня декабрю?
Не пугает меня серебрящимся столбиком Цельсий,
Ну а если… нет-нет! Я, декабрь, не с тобой догорю.
Манжеты измяты и ворот засален,
а руки грубы, словно ржавый топор...
В нетопленом клубе, в прокуренном зале
играл кинофильм полупьяный тапёр.
Глаза призакрыв как бы наполовину,
он пальцем, похожим на скривленный сук,
Расстроенных струн поборов паутину,
из дебрей рояля выманивал звук.
И что на меня в этот миг накатило?
Поймался на музыку, словно на крюк! -
Уже не смотрел, слушал кинокартину
под магией, вызванной ловкостью рук.
Молчат на экране шуты с королями,
Тому не дано уместиться в уме -
Какой-то тапёр, полубог полупьяный,
неслышное слышимым сделать сумел.
Вот он молнией ринулся с дерева вниз,
Вот предательски спрятался в рыхлую тень…
Перед тем, как придумали свой механизм,
Листопад созерцали, месье Гильотен?
Лист сорвался, он просто бороться устал.
В этот вакуум, в этот свободный проём
Просочилась холодной струёй пустота,
Заслоняя собой горизонт-окоём.
Я пытался расставить слова по местам,
Я осмысливал суть и ножа, и креста,
Я как будто бы жизнь по листу пролистал,
Наблюдая за ловким полётом листа.
Синеглазка надела цветастый наряд,
Но за яростью красок лукавая ложь.
Очи осени страстно огнями горят,
А за пазухой спрятан отточенный нож.
Дни проносятся в пропасть быстрее листа,
Не успел разгадать существо бытия…
Неужели останется лишь пустота
Там, где был я, когда перестану быть я?
Гром громыхал, раскатисто звеня,
То небо наполняя, то низины.
А флейта лета пела… и змея
Грозы послушно спряталась в корзину.
Туманы – река молочная,
Снега – берега кисельные,
Деревья-растрёпы всклочены,
Птичье на них веселье:
Первого “плюса” нега,
Гам воробьёв истошный.
Март – пожиратель снега –
Старательный и дотошный.
Сосулька – носик отточенный –
Плачется о метелях,
Громко и озабочено
Галдят воронья артели…
А в луже буксует “Опель” –
Оттепель!
II.
Прощай зима, морозы, стужа,
Привет, задорный месяц март!
Ударь дождём сильнее, ну же,
Так веселее во сто крат.
Иду, но зонтик мне не нужен,
Я словно заново рождён.
Пою, а голенькие лужи
Смеются, пляшут под дождём.
III.
Шагнул под дождь – холодный, терпкий душ,
Шел по асфальту среди пенных кружев,
Что ткали капли на зеркальных лужах,
Перебирая звонкие коклюшки.
Лицо кусали озорные мушки
Холодных брызг, ручьи, рисуя вязь,
Бежали по провалам тротуара,
Смывали заеложенную грязь –
Снегов раскисших выцветшую манну.
Из струй дождя весна соткала бязь
Для улиц, обернула ей бульвары,
И - будто принял утреннюю ванну -
Накинул город кисею и рюш,
Отринув прочь зимы немилый саван.
IV.
Всё ожило – разом,
Природа меняет окрас:
По небу плывёт брассом
Облако – снежный барс.
На синеве птицы
Вьют кружева танца,
А солнце – рыжая львица –
Нежно к лицу ластится.
V.
Зазеленела омела,
ласковым солнцем согрета.
Ветер на синем мольберте
вычертил облако мелом -
белым по ультрамарину
хитросплетение линий.
Жалко, что эту картину
смыли бесцветные ливни.
Это было похоже на странный и сложный обряд.
Яркий свет ателье, на треноге большой аппарат…
Вспоминаю сейчас, прикрывая завесы ресниц:
Вот волшебник-фотограф, за шибером прячущий птиц.
Я же верил, что птичка чирикнет, вспорхнёт озорнó.
Недоверчивы птицы, но падки они на зерно.
Плёнка - фотозерно, а для птицы - заветный ячмень:
Пара пассов рукой на века сохранят мою тень.
Я листаю альбом, чередую изменчивость лиц.
Сколько лет пронеслось в ожидании призрачных птиц!
Словно шелест крыла, шорох полупрозрачных страниц…
Провожал журавлей, отпускал непокорных синиц.
Что я снова ищу между стёртых, забытых теней?
Птицы живы свободой, смертельны им путы тенет.
Неужели по птице тоскую, по ней моя грусть?
Нынче птицы прилёта не жду, этой птицы боюсь.
Эта птица – не Феникс и выпорхнет не из огня.
Это времени птица. Склюёт по крупице меня.
Взгляни в окошко, какая просинь! –
такое утро проспать зазорно.
Откинь подальше льняную простынь,
гляди, как ладно танцуют зёрна!
С плеча спадают на грудь бретели.
Ты так прекрасна в ночной рубашке.
Готовлю кофе. Попьём в постели,
чтоб это утро осталось нашим.
Течёт по чашкам напиток горький
струёй, темнее лица мулата.
По коридору кофейный столик
качу… а в спальне – постель не смята.
---
Художественная декламация - Жорж:
Я по религии не дока
и в рассуждениях не very…
Как мало тех, кто верит в Бога,
как много тех, в кого Он верит.
А у тучки, у беременной,
Целый день отходят воды…
До чего же, братцы, скверное
Состояние погоды!
Небо нынче важнее дожа,
Но ночами ему не спится –
Сложит молнии, словно спицы,
И задумчиво вяжет дождик.
#
Ночь,
Зеркало озера – бездна звёзд.
На небе намного меньше…
#
Осень,
Небо от холода посинело.
Вот бы облако-одеяло…
#
...а деревья-клоны
наклонили кроны -
бьют поклоны клёны.
#
Утро,
Надеваю часы на руку.
Какое холодное время!
#
Застрелил журавля в небе,
Задушил синицу в руке.
Пустота…
#
Осень,
Сонное облако в луже.
Не потревожу...
#
Трудно увидеть ветру
Своё отраженье в воде:
Заглянет в реку - рябь...
#
Лопнул почки корсет,
Лист – крыло мотылька.
Весна...
#
Я встряхну небо –
Пускай падают звёзды!
Ну же, загадай…
#
Чёрною лужей
Свет фонаря поглощен.
Мнимая бездна...
#
В саду ста туй
черней тату
фигуры статуй
#
Солнышко лучик,
Будто бы лучник стрелу –
В серую мглу. Утро...
#
Я помню, как в детстве
Принёс из колодца
Ведро отражения звёзд...
Женщина в кресле от боли кричала,
Врач наклонился к её изголовью,
Глянул в лицо, искаженное болью –
Это начало, лишь только начало.
Матовый воздух дождями спрессован,
Мутно окно от раздробленных капель.
Доктора голос, похоже, спросонок:
«Машенька, дайте, пожалуйста, скальпель!»
Я, напрягая себя что есть силы,
Сипло хрипя от натуги и боли,
Вылез на свет, как мертвец из могилы –
Не по своей появляемся воле.
В узкую щель между утром и ночью
Втиснул себя сквозь кровавую рану.
Няня шепнула: «Мамаша, сыночек!»
Я же орал, словно матерной бранью.
Март. Середина двадцатого века.
Юная мама от счастья рыдала.
Тень на стене от надломленной ветки.
Жизни и смерти едины начала.
Осень серая – не экзотика,
Всё туманами перепачкано.
Дождь идет, но… букеты зонтиков
Держит улочка в мокрых пальчиках.
-----
Автор видео - Светлана Шаханова. Гитара, вокал - Ирина Шахрай Стихи - Владимир Белозерский
http://my.mail.ru/video/list/iri-sha/358/357.html#video=/list/iri-sha/358/357
Прихожу на приём к врачу –
Доктор, худо мне, хоть кричи.
Доктор, от души паралúча
Вылечи меня, вылечи!
Доктор, милый, ты не взыщи,
Для телесных бед нет причин –
От душевной моей немощи
Вылечи меня, вылечи!
В городах я сердцем ничей,
В городах я душой нищий –
Я асфальтами обезличен.
Вылечи меня, вылечи!
Пропиши голоса птичьи,
Ароматы степной ночи.
Умоляю, мне плохо очень,
Вылечи меня, вылечи!
Сорок капель дождя назначь,
Пропиши мне – в луга навзничь.
Вирус города, не иначе…
Вылечи меня, вылечи!
Хвойный запах назначь чащи,
Не жалей процедур, чаще!
Ты прости, что уж очень клянчу, -
Доктор, душа в паралúче,
Вылечи меня, вылечи!
Разве вещица сыщется краше –
Яркие краски, горы, леса…
Даже Всевышний обескуражен:
«Нешто всё это сóздал я сам?!»
Лужица-море, ниточки-реки
И океана плещет волна.
А в ореоле два человека,
Двое влюблённых – Он и Она.
Господи, Боже, будь осторожен,
Хочешь, немного им подыграй.
Господи, Боже, только ладоши,
Только ладоши не разжимай!
Вечернее небо, как сажа.
Она же, взмахнувши крылáми,
Взлетала, играя пассажи
И тихие стройные гаммы.
А тополь упрямо и зорко
Глядел в поднебесные дали,
Искал изумрудную зорьку,
Ветвями, как флагом, сигналил.
И он, и она одиноки,
Незыблема фабула драмы:
Звезда - в поднебесье высоком,
А тополь прикован корнями.
---
Вокал, гитара - Ирина Шахрай
http://www.chitalnya.ru/work/64644/
Вам нравятся ночные звонки? Спросонок потянулся к телефону, провёл пальцем по тачу.
- Да!
- Ты не забыл, что с утра переводят время? Переведи, а то опоздаешь на рейс. Я тебя знаю!
- Да ладно тебе, нашла время, сама-то на часы глянь.
Проснулся окончательно. Встал, нащупал вечно ускользающий выключатель. Снял часы с полки, перевёл стрелку на час вперёд. А ведь опоздал бы, как пить дать, опоздал. Подошёл к её фотографии, поправил чёрную ленточку. Провёл по стеклу рамки ладонью. А если бы я стёр из телефонной книги её имя, номер? Сел в кресло, над которым распятие и навсегда остановленные ходики. Светает. Я жду. Звони!
ИЛЛЮЗИЯ НЕБА
Шандарахнуло деда. Инсульт. Но наш дед - тот ещё живчик! Прошёл месяц. Дед лежит и смотрит в окно на стрижей. Только глаза на застывшем лице туда-сюда за птицами по небу скользят. Стрижи - это святое. Прилетели, значит, лето - жить будем. Улетели – осень, и… В этот раз небо осиротело рано. Дедовы глаза закрыты, толку-то таращиться в пустоту? Улетели. Всё уже незачем. Только наутро по небу снова промелькнули озорные точки, носятся, как ни в чём не бывало. Дед приоткрыл глаза. В глазах запылал свет. Даже левая неподвижная рука шевельнулась. «Я… бу-у-ду»,- выдавил дед. Ладно, старый. Лазерный проектор – штука дорогущая, но ты мне дороже.
...ОДИН ШАГ
Вы подходите к ярким витринам, вы любуетесь мобильными телефонами. Какие они красивые, они зовут, вы хотите обладать ими, одним из них - самым-самым. И вот она, мечта, ваша. Сколько радости. Тут и музыка, тут и кино, тут и звонок друга. Много всего. Ах, как же он изящен. А этот замечательный номер, сочетание цифр которого вы так тщательно выбирали!
Вчера я оставил номер моего телефона больничной сестре: «В случае чего…»
Умоляю, молчи. Только не зазвони. Лежи, как лежишь, и не издавай ни звука. Будь ты проклят, чудо техники, в одно мгновение ставшее похожим на гроб. Ненавижу тебя, треклятый бездушный кусок блестящей пластмассы!
Река плеснёт о берега,
и брызнет через гать.
Мне, словно реку - берегам,
тебя оберегать.
Мне холода - летальный яд.
Но ты меня не отрави –
Страшнее твой холодный взгляд,
Текущий у меня в крови.
Головой, да об стену
Не загладишь вины.
Мы с тобой – сплит-система,
Раз уж разделены.
Нерешённой проблемы
Между нами стена.
Бытие сплит-ситемы –
За ошибки цена.
Не по аське, не в личку,
Дальше день ото дня.
Обезглавленной спичкой
Не добудешь огня.
Я не посмел переступить черту,
но до тех пор, пока мой час не пробил,
пью по глотку ночную черноту
и вглядываюсь в милый сердцу профиль.
- 1 -
Зазолотился горизонта кант
и снова вечер нежностью велюра
окутал мысли. Тишина окрест.
Ну, где ж ты, поп с ирландской шевелюрой,
где твой оркестр?
Сыграй про лето осень и весну,
начни с весны, в зиме ты видишь ад!
Пока еще не отошли ко сну,
смычком по струнам пробегись аллюром,
я слушаю. В её же другах - Кант...
- 2 -
Ночь не сулит моей душе бельканто -
сквозь расстояния, в тумана молоко
морзянка сердца: что ты?.. где ты?.. как ты?..
В ответ - молчание. Ты слишком далеко
и окантована глубинной мыслью Канта.
Нет даже нити, что уж там каната
меж нами. Линия утрат
и трат пустых усилится в стократ
восходом солнца. Дожил до утра ты,
но тяжелее по утрам утраты.
Ночью порознь, розно днём.
С виду – милая чета.
Одиночество вдвоём,
И не больше, ни черта!
Мне снится происшедшее не с нами,
плыву во сны – белугою в ятовь.
Действительности подменяю снами,
лелею не минувшую любовь.
Пусть кто, что хочет, то и говорит. Мы
Вместе, хоть и кажется, что врозь.
И сердце для тебя чеканит ритмы
Из лепестков росой покрытых роз.
Да, я как прежде, не один,
Но так же одинок.
И жду, чтоб сердце разбудил
отчаянный звонок.
И об одном судьбу молю,
Чтобы своим веленьем
Соединила крик: «Люблю!»
И тихий треск поленьев.
II.
Золотистым нутром пламенеет камин…
Ты вернулась ко мне, ты вошла, ты – came in.
Серебром отливает морозный ажур.
Шепчет шорохом шёлк: «Мон ами, мон амур!»
Алый луч полоснул тень настенных текстур…
Я привык без тебя, мон ами, мон амур.
Губ морозных касанье – боль ран ножевых,
Ощущений забытых, но вечно живых.
Лжив и холоден губ бархатистый пурпур…
Для чего ты ко мне, мон амии, мон амур?
Всё давно улеглось, мон амур, мон ами –
Не найти больше сил притворяться живым.
Так с тех пор и живу, шелест крыльев храня.
Дай Бог счастья тебе, в стрекозиных краях!
Настроение - шестиструнное,
а в душе шелестит мелодия...
И глядит в кружева чугунные
виноградный росток молоденький.
----
Фото - Шуша Кио
http://photographers.com.ua/pictures/show/lumina_monoxrom_208520/
Подари мне лучик,
Подари мне ключик,
Подари мне лучик-ключик золотой.
Я замок открою в дивный светлый замок,
В этом замке будем только мы с тобой.
Подари мне лучик,
Подари мне ключик,
Подари мне лучик-ключик золотой.
Я открою небо, небо, где я не был,
Улечу на небо следом за тобой.
Подари мне лучик,
Подари мне ключик,
Подари мне веру…
Почему же от боли я вою
Ожидая свиданья с тобою?
Ты придёшь и уйдёшь, - не неволю.
Только боли не вышибить болью!
Нити с небес дёргали тополиные ветки -
Откуда покорность у таких верзил?
То ли тополя у облаков марионетки,
То ли облака у них на привязи…
Как получилось так? - Мы стали видеться редко.
Рвался вовсю, да видно не было сил…
Я без тебя просто жалкая марионетка.
Сердце моё – у тебя на привязи.
А в поднебесье синева,
а тополь сеет семена -
парят пушинки-парашютики...
Я под часами подожду тебя,
как в старом добром cinema.
Расскажи мне, как так вышло?
Но идёт без объяснений
Дождик наших невезений.
Дождик стылый, мелкий, зябкий
По окну стучит морзянкой.
Рассыпает звонкий жемчуг
И твоё мне имя шепчет.
Он меж нами не посредник,
Но хороший собеседник.
Бьёт в окно, с окна стекает
На мою тетрадь – стихами.
II.
Дождливые деньки тихи,
В такое время лишь мечтать,
И я печатаю стихи
На струйном принтере дождя.
Летит каретка облаков,
Небесный тонер свеж и чист,
И мой душевный непокой
Ложится на заветный лист.
Впитается моя печаль
Колючей корпией строки -
На струйном принтере дождя
О ней печатаю стихи.
Топчу иголки вычурного инея.
А в мыслях – это я, а вроде и не я.
Вокруг весна, а в сердце ветры зимние.
Не повторяйте, губы, больше имени!
Не отзывайтесь, систолы, морзянкой и
Не складывайтесь, образы, мозаикой.
Мне без неё безрадостна земля.
Я без неё – не более нуля…
Набросит платье жестом взмаха крыльев,
И я – игрок, сыгравший на зеро…
Но время вдруг - убористее пыли,
И над подушкой пегое перо.
Утихнет птичий стон в дали пустой,
растают облаков пушистых перья...
А что же остаётся нам с тобой?
Молчать: "Люблю!",- надеяться и верить.
И хочется крикнуть: «Ну, что ты, ну, как ты?!»
Но снова в раскладе лишь чёрные карты.
А красная карта надежды и фарта
Лежит глубоко в рукаве комедианта.
Опять за окном и на сердце ненастье.
Трефовая туча нам солнышко застит.
То будни, то праздник, то плесень, то страсти,
Но чёрная с красной не сменятся масти.
Не вижу. Не слышу. Достала усталость.
Нет силы надеяться даже на малость.
Тасую бесцельно двухцветные карты,
А в мыслях одно только: «Где ты, да как ты?»
Закрыто сердце на засов.
Сквозь плотно сомкнутые губы
Уже ни ласковых, ни грубых
Душа не обретает слов.
Из полотна не вещих снов
Мы не соткали наши судьбы,
Но в том себе мы сами судьи –
Мы отвергали этот зов…
Как будто высохшая губка
Мой мир без наших голосов.
Если боль на душе,
Если сердце - открытая рана,
Мне не надо лекарств
И не надо идти мне к врачу.
Я прибегну тогда
К величайшему в мире обману:
Подойду к образам
И зажгу восковую свечу.
Но молить и просить
Я Всевышнего, право, не стану.
Ведь уста отверзать
Перед Богом не всем по плечу.
Постою, помолчу,
Пусть остынет горячая рана.
Я, как Он, возлюбил,
За любовь этой болью плачу!
У судьбы не попросишь пощады,
Не бывает любви без потерь.
Ты уходишь в пространство прощанья
Сквозь лениво зевнувшую дверь.
Не спеша, надевая перчатки,
Ты шагнёшь под дождинки-драже…
Мы с тобой словно две опечатки,
Неисправленные в тираже.
Что за шум, что за гам,
Почему голосят звездочёты,
Кто накликал беду,
Что за странные вдруг чудеса? –
В этот вечер у них
Не хватает звезды для отчёта,
В этот вечер они
Потеряли звезду в небесах!
Виноват в этом я,
Непутёвый седой непоседа.
Видно, к старости бес
Мне рогами кольнул под ребро.
Среди синих небес
Я ночами брожу до рассвета –
Для любимой краду
Заповедное звёзд серебро.
Но острой бритвой вновь и вновь
Кромсал рифмованный велюр –
Мне снова не хватило слов
Сказать, как я тебя люблю!
Я – на грани судьбы, я – на уровне стресса!
Шаг неверный – в бездонную бездну нырну.
Нет покоя душе в обиталище тесном –
Ты задела молчавшую долго струну…
Я – на грани любви, я – на уровне песни!
О, горло моё, породившее рык
Протяжной молитвенной песни!
Я быть на цепи до сих пор не привык,
И песьи вздымаются перси.
…и вот, цепенея, и зубы сцепив,
я слушаю отклик: мой вой зацепил
того, кто свободен, а я – на цепи.
Без боли не выйдет, без боли не будет, – не сложится.
Найти не успел, а приходится снова терять.
Ужалит иголка, и след остаётся на кожице,
Подобно словам, занесённым ночами в тетрадь.
На теле листа тёмно-синей наколкой кириллица,
Кропаю стихи, словно вечный рисунок тату,
Себя ненавидя за то, что с тобой не навидеться
И болью в словах заполняю души пустоту.
Мимо спешат пешеходы усталые,
Но не любуются мальвами алыми.
Видно, дневные дела не осилили,
Некогда глянуть на белые лилии.
Мимо меня пробегают прохожие,
Я же гляжу на цветы растревожено:
Алые мальвы и белые лилии –
Это идиллия, это идиллия.
Алые мальвы и белые лилии –
Это идиллия, это идиллия!
Сочным солнцем полотен Матисса,
подражая палитре нетленной,
безмятежно цветут клемaтисы,
на ограду припав гобеленом.
Сквозь ажур кружевного метиза,
обрамляя игру светотени,
улыбаются мне клемaтисы,
нежно-розовое загляденье.
То уснут акварельным эскизом,
то зажгутся оттенком акрила
Нежно-розовые клемaтисы,
лепестки, словно лёгкие крылья.
Вверх по грани точёного фриза,
извиваясь лозой винограда,
кучерявится цвет клемaтисов.
Для прекрасного нету преграды!
Запоёт паутинка спинетом,
на душе и легко, и отрадно.
Сердце снова наполнено светом,
ясным светом, как будто ты рядом.
Щетинится газон зелёным ворсом,
Душисты флоксы после ранних рос,
И солнышко румяным абрикосом
Ко мне в окно просовывает нос.
Жужжа, кружатся над вареньем осы,
И не созрели поздние ранеты:
Уже не лето, но еще не осень,
Еще не осень, но уже не лето.
(R)
Так уж, наверно, природой загадано -
осень приходит нежданно-негаданно,
следом за летом идёт чередой,
после цветенья приносит покой.
(1999-2001)
---
Гитара, вокал, интерпретация текста - Татьяна Воронова (2006)
Балерины – пушинки жемчужные
Над поляной, расцвеченной маками.
Фуэте непрерывное кружится,
Завивается кружево мягкое.
Ненароком к лицу прижимаются.
Разве я не позволю резвиться им?
Только снова мне воображается –
Это ты прикоснулась ресницами.
Всё проходит, и это окончится,
Но пока, словно дети безгрешные,
Веселятся вовсю за околицей
Тополя – зимних вьюг пересмешники.
Пришла пора идиллий,
а время - сократили.
Откуда эта мода
на стрелок переводы?
И вот я требую сейчас:
«Верните мне весенний час!» -
хотя бы по минуте
прошу весну вернуть мне.
Хотите, не хотите –
Но время возвратите!
Часы неумолимы
в объятиях любимой,
но только против правил
мой час весны украли.
Какое потрясенье:
весна – любви спасенье,
но в это воскресенье
час отняли весенний.
В недоумении народ:
«Зачем нам жить на час вперёд?!»
Верните час весенний
народонаселенью,
хотите, не хотите –
весну нам возвратите!
И снились мне сны, где как будто в игре я
Скакал, словно кошка, по трапам и реям,
И ветер шумел надо мной парусиной,
И целил бушприт в океан тёмно-синий,
Трюмсели, топсели, стаксели
И лиселя – до бом-брамселя.
Живу сухопутным и только во сне я
Сижу, свесив ноги, на ноке трюм-рея
Под солнцем экватора жгуче-горячим,
А на горизонте крылато маячат
Трюмсели, топсели, стаксели
И лиселя – до бом-брамселя.
Нам на снадобье то дорогих дефицитов не надо,
Всё, что нужно иметь для спасенья души от беды,
Существует везде, непременно отыщется рядом -
Для начала возьми родниковой студёной воды.
Зачерпни, только так, чтобы с краешком синего неба,
Зачерпни, только так, чтоб со светом далёкой звезды,
А иначе нельзя на лечебную эту потребу,
А иначе на нет обернутся все наши труды.
Вскипяти на костре с ароматами хвои и дыма,
Отраженьем зари, лепестками от Розы Ветров,
Не забудь ветерок невесомый, пахучий, игривый.
Вскипяти, остуди, и целебный напиток готов.
Принимай по глотку до последней до капли, до донца
Чудотворный бальзам из волшебных природы даров.
Ты почувствуешь, как первозданная сила вернётся,
После этого ты обязательно будешь здоров.
Между деревьев во дворике тихом
Строгий портал – лютеранская кирха.
Храм златоглавый Преображения,
Рядом костёл – находи утешение.
Все мы под небом, все мы под Богом.
Мирно стоит меж домов синагога…
Издревле к этой земле прикипели
Русские, немцы, поляки, евреи.
Ветхий и Новый Заветы да Тора
Всё перемешано. Это – Житомир!
-
Художественное чтение - Жорж:
http://www.stihophone.ru/works.php?ID=21925
-----
Вокал, гитара - Ирина Шахрай
--------
Музыка, вокал - Елена Чичерина
Убегу, убегу
Умываться росой на лугу,
Босиком пробегу
По зелёному бархату луга.
Убегу, не солгу, -
Я без луга никак не могу,
Мне без луга недуг,
Как без доброго старого друга.
Убегу, убегу…
А пока - в беспредельном кругу
Городских площадей
И задымленных смогом проспектов…
Убегу, не солгу, -
Без мечты я никак не могу
В неразрывном кругу,
За которым не видно просвета!
Полыхающий жар тротуарные ленты расплавил,
Но от стай голубей небо стало ещё голубей.
Звонкий выкрик стрижей, улетающий к облачной лаве,
В поднебесье зовёт: «Эй, смелее за мной, не робей!»
Юный месяц июнь, он всегда исключенье из правил,
Он смешал аромат площадей и медовых цветов.
Он рисует холсты, обрамляет картины в оправы,
Расстилает ковры из весёлых цветных лоскутов.
День – как пенный шампунь, но не надо на это сердиться –
Юный месяц июнь не возможен без пышных прикрас.
Он гуляет сейчас с раззолоченным солнцем в петлице,
Он касается струн и поёт этот летний романс.
-------
Музыка и исполнение - Елены Чичериной
http://www.chitalnya.ru/work/97715/
Так замыкаются циклы житейского круга,
Так завершаются сложности реинкарнаций.
В будни и праздники мы пожираем друг друга,
Дабы, вкушая, изведать великое счастье.
Гляжу в облака, -
Не могу наглядеться,
А небо, как в детстве…
А солнце, как в детстве…
А мне б до нага,
Мне б до кожи раздеться
И в небо – как в детстве,
И к солнцу – как в детстве!
Под веселое многоголосье
Что над полем июльским кружит,
Собираю букет из колосьев –
Из овса, из пшеницы и ржи.
Унесу сквозь задымленный город,
Словно веры священный грааль,
По асфальтовым улицам гордо...
Сквозь бетон, алюминий и сталь
Гляжу в облака, -
Не могу наглядеться,
А небо, как в детстве…
А солнце, как в детстве…
А мне б до нага,
Мне б до кожи раздеться
И в небо – как в детстве,
И к солнцу – как в детстве!
Часто слышу таинственный голос
Сквозь бетон, алюминий и сталь.
То зовет меня шепотом колос
В васильково-пшеничную даль.
Под веселое многоголосье
Что над полем июльским кружит,
Собираю букет из колосьев –
Из овса, из пшеницы и ржи.
Гляжу в облака, -
Не могу наглядеться,
А небо, как в детстве…
А солнце, как в детстве…
А мне б до нага,
Мне б до кожи раздеться
И в небо – как в детстве,
И к солнцу – как в детстве!
---
Вокал, гитара, интерпретация и адаптация текста - Татьяна Воронова:
Я как-то на рассвете
Весной в лесу гулял
И влажный сонный ветер
В котомку собирал.
Шагая узкой тропкой
В рассветные часы,
Во флягу с плотной пробкой
Набрал чуток росы.
Тумана взял немножко,
Свет неба голубой
И уложил в лукошко,
И всё унёс домой.
Зимою за окошком
Темно, просвета нет.
Достану из лукошка
Я неба ясный свет.
Подушкой к изголовью
Я положу туман,
А утренней росою
Наполню свой стакан.
И отхлебнув, на волю
Я ветер отпущу.
И нету больше боли,
Я больше не грущу
И больше не скучаю,
Цветные снятся сны –
Какая-никакая
Иллюзия весны!
Разрабатывал книжные копи я,
В результате нащупал слова:
Мы лишь копия, жалкая копия,
Всемогущего божества.
Донимают болезни да фобии,
Не владыка, не царь, не глава...
Мы лишь копия, жалкая копия,
Всемогущего божества
Всё прожекты, мечты да утопии –
Не пойти супротив естества.
Мы лишь копия, жалкая копия,
Всемогущего божества.
От рождения и до надгробия –
Вот короткая жизни глава.
Торжествуй же, нелепая копия
Всемогущего божества!
---
Вокал и гитара - Ирина Шахрай:
Давний друг…
Я его вспоминаю подчас:
Он садился на байк,
Выжимал полный газ
И летал по дорогам
С ватагой друзей –
Он поспорить желал
Со Вселенною всей.
Ненавидел покой,
Небо трогал рукой,
Ночевал у ручья,
Обожал соловья,
Золотистую осень и лето,
До рассвета слагал сонеты.
Был мой друг норовист,
Бескорыстен и смел,
Верил слову
И делал лишь то, что хотел.
Он желал изменить,
Переделать весь свет,
Но однажды ушел –
Только призрачный след…
До сих пор в зазеркалье
Мерещится взгляд –
Он?
Нет, я – четверть века назад -
Ненавидел покой,
Небо трогал рукой,
Ночевал у ручья,
Обожал соловья,
Золотистую осень и лето,
До рассвета слагал сонеты
И хотел изменить,
Переделать весь свет...
Остаёмся вдвоём,
А на долго ли – знамо ли ведомо,
Для кого и зачем
Мы теперь в этой жизни живём?
Не отыщешь ответ,
Не разгадан он мудрыми Ведами,
А минуты в муку
Перемелют круги жерновов.
Не горюй, не грусти,
Что позёмка кружится неистово,
Что дороги в наш дом
До поры занесло-замело,
Я подброшу в огонь
Ароматы лесные смолистые
И верну для двоих
Сохранённое лета тепло!
---
Музыка, вокал - Сергей Тропин:
http://www.grafomanam.net/files/startdown/674/
Отцвело, отошло
И ветрами листву закружило.
Что ты сделал со мной,
Неприкаянный месяц ноябрь!
Осень, осень моя,
Это холод струится по жилам
И не воздух вокруг,
А седая костровая гарь.
Отцвело, отошло,
В небесах журавлиные клинья…
Умоляю тебя,
Не терзай же мне душу, палач!
Осень, осень моя,
По душистым полям ностальгия,
По звенящим садам
И по солнцу палящему плач.
Отцвело, отошло,
Замело придорожною пылью…
Только кони летят
По забытым дорогам опять:
Осень, осень моя,
Не по юности ли ностальгия,
Не желание ли
Повернуть невозвратное вспять?
---
Вокал и гитара - Татьяна Воронова:
http://www.grafomanam.net/files/startdown/3344/
То ли здорово набрался,
То ли подошел к черте -
Ненароком оказался
На веселье у чертей.
Абсолютным был невеждой,
До упаду танцевал
И надежду – на одежду
Очень выгодно сменял.
А еще спустил я совесть –
За неё мне дали есть.
Не в чести сегодня совесть,
А в чести сегодня лесть.
Подаю бокалы, брагу,
Карты по столу мечу.
За полученное благо
Продаю свою мечту.
От галдёжа вянут уши,
Черт завыл - и ты завой.
Но за проданную душу
Я в аду сегодня свой.
Запах серный – запах скверный.
Суета да маета…
За карьеру отдал веру,
Вот такая ерунда.
Вот такая, братцы, повесть:
Ни струны и ни страны.
Вот такая, братцы, пошесть
На балу у Сатаны!
Лило…
Ли-лу-ли-ло-ла-ла –
Вода спадала оловом.
И было всё
Ли-ло, ла-ла -
Лиловое- лиловое.
Лило…
Ли-лу-ли-ло-ла-ла,
А мы с тобой беспечные.
Лило…
Ли-лу-ли-ло-ла-ла –
Не венчаны. Не венчаны...
Лило…
"Ли-лу-ли-ло-ла-ла", -
Звенели окна каплями.
А мы с тобой
Ли-лу, ла-ла –
В лиловый вечер канули.
Лило…
"Ли-лу-ли-ло-ла-ла", -
Вода по подоконнику.
А мы - ли-лу,
А мы - ла-ла –
Любовники. Любовники...
Лило…
Ли-лу-ли-ло-ла-ла,
Успели стёкла запотеть,
А мы - ли-лу,
А мы - ла-ла,
Забыв седьмую заповедь.
Лило…
"Ли-лу-ли-ло-ла-ла", -
Стучали капли о стекло,
А нам - ли-лу,
А нам - ла-ла,
А нам с тобой тепло-тепло.
Лило…
Ли-лу-ли-ло-ла-ла -
Спадала капель уймища.
А мы с тобой
Ли-лу, ла-ла –
Не в прошлом и не в будущем.
---
Вокал и гитара - Татьяна Воронова:
Туго, узлами проблемы завитые,
встречи недолги и только «при случае».
Господи, Боже мой, как я завидую
двум попугайчикам, двум неразлучникам!
Сердце заныло, от боли завыть бы мне.
Что ж мы по жизни с тобой невезучие?
Господи, Боже мой, как я завидую
двум попугайчикам, двум неразлучникам!
Мне говорили: «Не тронь позабытое!»
Мол, не ищи от хорошего лучшего.
Господи, Боже мой, я же завидую
двум попугайчикам, двум неразлучникам!
Снова со страхом бежим от взаимного.
Нешто совсем ничему не научены?
Видно, судьба нам с тобою – завидовать
Двум попугайчикам, двум неразлучникам.
------
Исполнение - Татьяна Воронова
Грузно дома над дорогой сутулятся,
Автомобильная шастает бестия…
Знак отрицательный, минусы-улицы,
Но положительный знак – перекрестие.
Облако облика митры малиновой…
Кто ты, мой город, которой конфессии?
Голуби крылья сложили молитвенно,
Но в городах без крестов перекрестия!
Рельсы трамвайные тренькают в терцию –
Шустрый вагончик со звоном уносится…
Отзвуки города пестую в сердце я,
Словно монах звоны храмовой звонницы.
Отклики, отблески, бликов мерцание
Перемежаются мерными пульсами
В точке, где минусы – два отрицания –
Пересекаясь, становятся плюсами.
Досадное невезенье,
Какой-то нелепый нонсенс:
В последнее воскресенье
На час продлевают осень.
Продлённое воскресенье
Подарок мечте и лени.
С субботы на воскресенье
На час возвращают время.
В осеннее воскресенье
В себе разобраться должен –
В последнее воскресенье
С тобой был на час я дольше.
Осеннее воскресенье
Проклятие или милость? –
В последнее воскресенье
Ты дольше на час мне снилась.
Первые желтые пряди берёзки –
Снова об осени, снова о вечном! –
Наземь с деревьев, горящих, как свечи,
Капают листья оплавленным воском.
Дремлют газоны под сахарной пудрой –
Иней присыпал уставшие травы.
Осень-художница розовым утром
К новой картине готовит оправу.
Стали холодными ранние росы,
Воздух прозрачен и кажется сладким…
Это в Небраске наброски неброски,
Наши берёзки - рыжее ирландок!
Первые желтые пряди берёзки –
Снова об осени, снова о вечном! –
Наземь с деревьев, горящих, как свечи,
Капают листья оплавленным воском.
Вот приготовлены тонкие кисти,
Вот и палитра с оттенками бронзы…
Снова коснулась художница листьев
Первых желтеющих прядок берёзы.
Время уносит июльские грёзы.
Вроде и пожил, а кажется – рано
Та седина на причёске берёзы,
Листья, горящие цветом шафрана.
Первые желтые пряди берёзки –
Снова об осени, снова о вечном! –
Наземь с деревьев, горящих, как свечи,
Капают листья оплавленным воском.
----
Музыка, вокал - Елена Чичерина:
http://www.chitalnya.ru/work.php?work=97402#264439
----
Гитара, вокал - Татьяна Воронова:
http://www.grafomanam.net/files/startdown/3138/
Alfonsina Storni
Положите меня,
Положите меня в васильки,
В золотистую рожь –
Не сыскать ароматней букета.
Положите меня
Под мерцающих звёзд угольки –
Я хочу ночевать
Среди пряных полей до рассвета.
Окуните в росу,
Как дитя окунают в купель,
Пропитаюсь насквозь
Этим терпким душистым рассолом.
То, что в сердце несу,
Всё, что было забыто, теперь
Растревожено вновь
Соловья переливистым соло.
Растревожена кровь –
Бередит неуёмная трель,
Проникает извне
Оживляющим душу потоком,
Воскрешая во мне
То, что врозь разметала метель,
Возвращая назад
К неосознанным жизни истокам.
Положите меня,
Положите меня в васильки,
В золотистую рожь –
Не сыскать ароматней букета.
Положите меня
Под мерцающих звёзд угольки –
Ухожу навсегда
В сумасбродное, шалое лето!
Милые люди, не говорите,
Что обмануло меня провиденье –
Девушка с профилем Нефертити
Передо мною, как будто виденье.
Не уставал я жить по наитью,
Думал о ней, беззаботной, как ветер.
Девушка с профилем Нефертити,
Всё-таки ты существуешь на свете!
Свяжут ли судьбы тонкие нити,
Или не будет от встречи той толку…
Девушка с профилем Нефертити,
Где ты была так мучительно долго?
«Ах, погодите, не уходите!» -
Если бы время вдруг остановилось…
Девушка с профилем Нефертити,
Та, что ночами весенними снилась.
Белое облако вензелем
Вышито на голубом.
Над городами да весями
Вспыхнула осень огнём.
Белое облако вензелем
На голубом полотне.
Желтый листок, словно лезвие,
В сердце вонзается мне.
Вышили облако белым затейливым росчерком,
И покружили, и вдаль улетели, звеня –
Чёрные звёзды вспорхнули над алыми рощами...
Манит крылатых чужая, не наша земля.
Что ж вы, стрижи, безобразники, набедокурили,
Песни и лето на крыльях куда унесли?
В небо гляжу: надо мной облака белокурые,
А на душе непутёвой - сентябрьский сплин.
Белое облако вензелем
Вышито на голубом.
Над городами да весями
Вспыхнула осень огнём.
Белое облако вензелем
На голубом полотне.
Желтый листок, словно лезвие,
В сердце вонзается мне.
Ветер завеял, заныл заунывными песнями,
Что же ты, ветер, опять забываешь слова?
Осень сусалит листву городами да весями,
Да на душе холодами играет зима.
Ранит мне сердце листок, словно острое лезвие,
Раны глубоки, их временем не залатать.
Если б за вами, стрижи, улететь мне, ах, если бы,
Но на душе непогода и поздно летать!
Белое облако вензелем
Вышито на голубом.
Над городами да весями
Вспыхнула осень огнём.
Белое облако вензелем
На голубом полотне.
Желтый листок, словно лезвие
в сердце …
---
Я маленький парус, но горд и отважен,
Играют ветра на моём такелаже.
Я место такое в рангоуте выбрал,
Что выше меня только звёзды да вымпел.
К походу готовы,
вот-вот я зарею,
но взяли на гúтовы,
вяжут за рею…
Старею,
хирею,
не рею...
Я маленький трюмсель, но в ветры опасен,
Я мачту способен снести в одночасье,
Под полной оснасткой не хаживал клипер –
Видать, трусоват незадачливый шкипер.
К походу готовы,
вот-вот я зарею,
но взяли на гитовы,
вяжут за рею…
Старею,
хирею,
не рею...
Вот так бы всю жизнь я на привязи прожил,
Но на горизонте оскалился «Роджер»,
И шкипер хрипит, замерев у руля:
«Бомбрамсели ставь, поднимай трюмселя!»
Команда готова,
и вот я зареял,
отпущены гитовы,
снова в игре я –
я рею,
я рею,
я - рею!
Натянуты ванты, трещит бом-брам-стеньга,
Мы режем форштевнем солёную стенку,
А шкипер хрипит: «Лево, право руля!»
Пиратская шхуна старается зря.
…давно всё готово,
я по ветру рею,
свободен от гитовов,
прогнута рея –
я рею,
я рею
над реей!
Скрипят переборки и стонут талрепы,
От шхуны уйти проще пареной репы.
Пираты из кожи вон лезут, но всё же
Мы - под трюмселями, догнать невозможно.
Я малый грот-трюмсель, но горд и отважен.
Я выжат, но выжил. Другое неважно!
Воздух тягучий и пряный, медовая патока.
Ярко горит над моей головой синева.
Время пришло для деревьев, играющих в радугу.
Надо ли слово? Не высказать это в словах.
Не затаи на природу обиду
за испытание временем вьюг.
Будет по осени петь панихиду
клин журавлей, улетая на юг.
Скоро снега заметут, а покамест
в память о летнем безумии гроз
я отстою сиротливый акафист
в храме дождей и несбывшихся грёз.
Холодно, а я душой оттаю,
Вспомню листопады на Руси –
В Киеве, как в нынешней Оттаве,
Повторяя ноты и октавы,
Стылый дождик мелко моросил.
Тонкий штришок уголька
по грунтовке тумана
да серизна полотна –
поздняя осень.
Как на картине примитивиста
грубо и неказисто
ветром освистаны
омыты ливнями
веток
чёрные
линии
И сердце тяжелеет от тумана,
И голова от неурочных дум.
А после недопитого стакана
Приходят мысли - все мы, в общем, doom*.
Изломы жизни на последней трети…
Не Друд я, чтобы встретить Тави Тум.
Расквасив лоб о слой небесной тверди,
я понимаю неизбежность смерти,
а сенсор сердца стал слабей, чем ум.
----
Doom (англ.) - Можно трактовать, как "обречены" или "обречены на гибель".
Но постепенно по стеклу стекла
Мне на ладонь – задумчиво, без звука…
Всё по природе требует тепла,
И осень трётся каплями о руки.
Рано краснеет рябина,
Рано.
Каплями гемоглобина –
Раны,
Тонкой струёй – роса
Со сломанной
Ветки…
Ждет, не дождётся
Снега –
стерильной салфетки.
Да, я лечу, но падаю плашмя,
Лежу в холодной, липкой, грязной жиже.
И надо мной такие же, как я.
И подо мной – такие же.
----
Художественное чтение - Жорж:
Осень сеет огонь, под ногами пылает кострище,
Но регистры затронь - зазвучит на душе пастораль...
Для чего мы живём, что, кого в этой жизни мы ищем,
Почему мы ведём шаг за шагом себя на алтарь?
Я ступаю на жар, захожу в разноцветное царство.
Пусть твердят, что давно перечитан осенний роман,
По угольям-листам, совершая обряд - нестинарство,
Пробегусь босиком, невзирая на боли от ран!
_______
* Нестинарство – танцы босиком на раскалённых углях кострища.
Заходи, не робей,
Сделай шаг за кулису экрана
В бархат прелой листвы,
Под пунцовые грозди рябин,
Где эфирно парит
Запах свежести, привкус калгана,
Серебристый туман
Прорастает из тёплых глубин.
Заходи, не робей, -
Ты так долго искал Эльдорадо,
Но в далёких краях
Ту страну не найти никогда.
Ты увидишь её
В колорите осеннего сада,
Ты узнаешь её
И останешься в ней навсегда!
Я так долго искал
Золотую страну Эльдорадо…
Пылает ярко огненный янтарь,
Танцует вихрем весело и ладно,
А я в костёр роняю листьев ладан –
Секундами на времени алтарь.
И листья, алым пламенем сгорая,
Напомнят мне о мимолётном мае.
Конечно же, всяко бывает
По воле всевышней Небес,
Но в каждом из нас обитает
Отзывчивый ангел и бес.
Да, дьявол – оно-то покруче...
Но ангел в нутро моё влез,
И душу там совестью мучит,
Имея в том свой интерес.
Досадно душе, боль до рвоты
И, дабы с собой совладать,
Ушел я в себя - на охоту,
Чтоб ангелов тех отстрелять.
Приметил их бойкую стайку,
От стайки отбился один,
И я без особой утайки
В него разрядил карабин.
Прострелено ангела тело,
Кровавый виднеется след.
И я в довершение дела
Вонзил ему в сердце стилет.
Он вскрикнул: ‘‘Се аз умираю,
Но я умираю любя.
А грех на тебе оставляю,
Доколь существует земля!’’.
С тех пор от греха мне не деться,
Назад не вернуться уже.
Живу я без ангела в сердце
И с брешью в порожней душе.
Поволі, наче крадькома,
Іде за осінню зима.
* * *
Коли, нарешті, буде мить
Ввійти напередодні ранку
В легке мереживо світанку,
Де поза обрієм мигтить
Окута золотом блакить,
Жевріє світ фосфоболічний
Таємним полум’ям містичнім?
Коли нарешті буде мить,
Ввійти в країну, де довкола
Рожева смуга виднокола
І де веселка, наче міст,
Роса рясніє, як намисто?
Та годі, втім, шукати змісту:
Скоріше геть, мерщій за місто!
#
Облака на небе кашей,
Дождь, как будто из ведра…
Август, флоксами пропахший,
Ты о чем сегодня плачешь? –
Это летняя пора.
Не печалься, что рябина
Наряжается в рубины,
И на клумбе георгины
Алым пламенем зажглись.
Август, флоксами пропахший,
Видишь: нет листвы опавшей,
Журавли унылым клином
Не пронизывают высь.
Разгони на небе кашу,
Брызни солнышком с утра.
Август, флоксами пропахший,
Ты о чем сегодня плачешь? –
Это летняя пора!
Понимаю, это странно:
От рожденья городской
Я меняю на пиано
Монотонный гам людской.
Тормозов скрипучих форте –
На кузнечиков аккорды,
Улиц molto moderato –
На весёлое стаккато
Неприрученной воды…
Я бегу от пустоты –
Наслаждаюсь то и дело
Лягушачьим «a'capella»
В том краю, где над прудом
Притаился старый дом.
И совсем уж наверно неспроста
Забавляется небо грозами...
Кто же это наводит запросто
Линзу лета на точку фокуса?
Под шелест крыльев мотыльков
Звенит кузнечиков стаккато,
И одинокая цикада
Поёт под сенью лепестков.
В тугих объятьях берегов
Река в наряде подвенечном
Тумана. От луны рогов
Зажегся Путь далёкий Млечный...
Средь пышной пряности стогов
Мечтаю, думаю о вечном.
----
Читает Жорж:
Ароматами первоцветения
До костей пропитаюсь, насквозь,
Надышусь ими до обалдения,
До восторженно брызжущих слёз.
Не пугай аллергенной реакцией,
Поубавь металлических нот.
Умоляю, не надо нотации –
Я сегодня блудливей, чем кот!
А в луже буксует “Опель” –
Оттепель!
Усни, душа, усни теперь и ты!
-------
Художественная декламация - Жорж
А я до мозга урбанист,
Не для меня зелёный лист!
Я жду весенний день погожий,
Когда под воробьиный гвалт
На свет появится асфальт,
Чернея грубой рваной кожей
Из-под тяжелой корки льда.
Я жизни радуюсь тогда
И становлюсь чуть-чуть моложе.
Припев:
Тумбала, Тумбала, Тумбалалайкэ
Тумбала, Тумбала, Тумбалалайкэ
Туммбалалайкэ шпиль балалайкэ
Тумбалалайкэ, фрэйлех золь зайн!
Мэйдл, мэйдл, х'виль бай дир фрэгн:
Вос кэн ваксн, ваксн он рэгн?
Вос кэн брэнэн ун нит ойфhэрн?
Вос кэн бэнкэн, вэйнэн он трэрн?
(Припев.)
Наришэр бохэр, вос дарфсту фрэгн?
А штэйн кэн ваксн, ваксн он рэгн,
Либэ кэн брэнэн ун нит ойфhэрн,
А hарц кэн бэнкэн, вэйнэн он трэрн!
-------
Парень думает всю ночь:
"Чью бы в жёны взять мне дочь?"
Думает парень, что за напасти! –
«Как бы жениться и не пропасть мне?!»
Тумбала, Тумбала, Тумбалалайкэ
Тумбала, Тумбала, Тумбалалайкэ
Туммбалалайкэ шпиль балалайкэ
Тумбалалайкэ, радует нас!
Ах, девчонка, кто мне ответит,
Что растёт без дождя и без света?
Что, не сгорая, горит, вот вопрос.
Что может плакать, плакать без слёз?
Глупый парнишка, кто же не знает,
то, что любовь никогда не сгорает?
В засуху камень растёт и в мороз.
Сердце страдает, плачет без слёз.
Za darmo nie dostaniesz nic ladnego
zachod slonca jest za darmo
a wiec nie jest piekny
ale zeby rzygac w klozecie lokalu prima sorta
trzeba zaplacic za wodke
ergo
klozet w tancbudzie jest piekny
a zachod slonca nie
a ja wam powiadam ze bujda
widzialem zachod slonca
i wychodek w nocnym lokalu
nie znajduje specjalnej roznicy
Andrzej Bursa
-----------------------------------------------
Простецкий силлогизм.
Задаром не достанешь ничего ладного.
Закат солнца задаром.
Значит, закат – фуфло.
Но чтоб обрыгать клозет классного кабака,
Надо заплатить за водку.
ergo,
клозет классного кабака – красота,
А закат солнца – нет.
А я вам скажу,
Доводилось видеть мне и закат солнца,
И сортиры крутых кабаков.
Не нахожу особой разницы.
Анджей Бурса
And sympathy
Is what we need my friend
And sympathy
Is what we need
And sympathy
Is what we need my friend
Cause there\\'s not enough love to go \\'round
No there\\'s not enough love to go \\'round
Now half the world
Hates the other half
And half the world
Has all the food
And half the world
Lies down and quietly starve
Cause there\\'s not enough love to go \\'round
And sympathy
Is what we need my friend
And sympathy
Is what we need
And sympathy
Is what we need my friend
Cause there\\'s not enough love to go \\'round
No there\\'s not enough love to go \\'round
-
Sympathy (Rare Bird)1969г
-----
Твою постель
Согрел пушистый плед.
Ты запер дверь -
На ней броня.
Но помни тех,
Кто в темноте ночей
Без любви, без тепла и огня.
Люби людей,
сочувствуй им, мой друг.
Твори добро
И сей вокруг.
Люби людей,
Твори добро, мой друг –
Не хватает любви на земле,
Сострадания мало вокруг.
Полмира – есть
Ненависть и зло.
Полмира ест
И пьёт вино.
Полмира спать
Ложится, не поев…
Для меня это не всё равно.
Люби людей,
сочувствуй им, мой друг.
Твори добро
И сей вокруг.
Люби людей,
Твори добро, мой друг –
Не хватает любви на земле,
Сострадания мало вокруг.
Possibly -- but We -- would rather
From Our Garret go
White -- Unto the White Creator --
Than invest -- our Snow --
Thought belong to Him who gave it --
Then -- to Him Who bear
Its Corporeal illustration -- Sell
The Royal Air --
In the Parcel -- Be the Merchant
Of the Heavenly Grace --
But reduce no Human Spirit
To Disgrace of Price --
---
Emily Dickinson
1863
====
Публикуйся – поторгуйся
горем от ума,
с оправданием не суйся
этого дерьма.
Может, вырастешь в поэта,
может, в чудака -
в белом фраке белым светом
к Богу с чердака.
Не твои роятся мысли –
все они Его.
И не силься, и не мылься -
Нету твоего!
Продавай хоть век от века
Дар бесценный свой.
Только Облик Человека
Не позорь ценой.
За что ты выдворил его?
За то, что спал у ног
И что прихода твоего
Дождаться он не мог?
За то, что выслушать тебя
Он находил терпенье,
А коль кусал, так то любя,
И то под настроенье?
За то, что лапу приложил
Туда, где боль схватила,
А взглядом будто говорил:
«Ну что, не отпустило?».
Или за то, что лез в кровать? -
Теплее вместе было...
Ну как ты мог его прогнать,
И совести хватило?!
1969
---
Фото: http://photographers.com.ua/pictures/show/koshka-romashka_232936/
Ни грамма не боится
и, мне помочь решив,
велит остановится
потоку всех машин.
Угадайте-ка,
ребята,
отчего мы
ПоРОСЯТА?-
Оттого,
что
свинки
все
любят бегать
ПО РОСЕ!
Кто я, скажи мне, волна морская?
К берегу спешу, если мысли заилены -
Любо глядеть, как море шевелит мозгами,
перемывая каждую вздыбившуюся извилину.
Вспененный гребень бьётся о скальный камень,
Будто бы в кость лобовую черепа.
Гул нарастает, и в этой гремучей гамме
Слышится песня сердца моего расщепленного.
Сижу за закрытым окном,
Прихлёбывая джин с тоником,
Смотрю - как в немом кино:
Ветер работает дворником.
То тащит бумажный кулёк,
То дворик метёт у домика.
Ему, старику, невдомёк,
Как это – быть затворником.
Окно распахну – а вдруг,
Ко мне он зайдёт на время.
Налью ему – выпей, друг,
Найдём для беседы тему.
Спрошу его: "По тебе ль
Занятие-то мирское?
А мне вот, гляди, похмель-
ный синдром не даёт покоя"
Осушим мы с ним по сто,
А может быть и по двести…
Уходит… кричу: «Пост-о-о-ой!»
Не быть одиночкам вместе…
Перед окном неспешно обитает
ветвистый куст зелёного алоэ.
Его гардина плавно обвивает
фатой невесты возле аналоя.
Грустит дитя полуденного зноя,
ловя всем телом редкий солнца лучик.
Он ищет света в сумеречной зоне,
к стеклу окна припав щекой колючей.
А за окном в огне закатной бронзы,
среди цветов на вылощенной клумбе,
росой умыта, расцветает роза,
которая алоэ сердцу люба.
Он был бы рад обнять родную розу,
нет для него заветнее желаний.
но для алоэ с розой есть угроза -
друг друга не поранить бы шипами.
И вот роса на розе, словно слёзы,
а для алоэ шаг - как будто миля.
Но свет ложится белою полоской,
связав обоих их епитрахилью.
Пьянят крепче доброго эля
Духи, голоса и наряды –
Мадонны картин Рафаэля,
Ожившие сны Леонардо.
...ответила лёгким поклоном,
Глаза – колдовская омела,
И вот я стою под балконом,
Пою, словно юный Ромео!
Надоели слова, пустота прений в прерии -
застучали колёса накатанный блюз.
А вверху облака чертят мягкими перьями
вроде крест, но мне хочется верить, что плюс.
В такт колёсам слова лягут яркими перлами -
шевельнётся в душе нерождённый бутуз...
Рельсы с блеском скрестятся в дороге сквозь тернии -
вроде крест, но мне хочется верить, что плюс.
Соляные столбы греет солнце вечернее -
это как бы намёк, нет, я не оглянусь.
Даже если вернусь... (замирает мгновение)
Всё: на прошлое - крест. Или всё-таки - плюс?
Быть может, в жизни сделал он не много,
больших идей не удил иудей.
Он просто так заботился о Боге –
О пасынке среди своих детей.
И, видно, было до смерти обидно
Ему ответ услышать от мальца,
Когда его спросил он: «Где же был ты?»
Тот гордо выдал: «В доме у Отца!»
И что могло служить любви мерилом,
Когда к сынку не ради болтовни
Пришла с детьми уставшая Мария,
Сын говорил: «Нет у меня родни!»
Печаль отцу, себя судил он строго,
Что сына от тревог не уберёг,
И Бога по ночам молил о Боге,
Чтоб сыну дал удачу средь дорог.
Т. Кунилова "Кнопка самоуничтожения"
От житейского, от вращенья,
посекундно года итожа,
без боязни, без отвращенья
нажимаю на Self-destruction.
Есть ли в бреде частица credo?
Нет, отнюдь не мороз по коже:
чтобы прошлое сбросить в Лету,
мы придумали Self-destruction.
На доске - обстановка пата,
подытожены правда с ложью.
Рай потерян, не надо ада!
Где спасительный Self-destruction?!
Возрождение - в разрушеньи,
Self-destruction, не зря же дан он.
Эта кнопка - моё решенье.
Начинается count down...
P.S.
...а впрочем, возрождаться тошно:
всё это - всуе, - канители.
Я выбираю Self-destruction.
Довольно. SUI CAEDERE!
Пускай, словно Мир, наставленье старо,
Но помните, братья – поэты,
Слова, что посеяны вашим пером,
Сквозь тьму прорастают светом.
- Эй, контора, спите, аль как? Мне ли до этой мелочи?!
- Господи, пусто тут в запчастях, но кое-что есть, уже лечу!
Схватил он от неба ЗИП, стал на крыло, - надо же, проморгал сдуру.
Мах за махом - крыло, как весло, вынесло на небесную верхотуру.
Выкрутил чёрную звёздочку, новую закрутил - гори!
А старую, ну, чтоб не таскать за собой, бросил в район Гори.
...поэт, глядя на гладь озера, подумал: "Вот те на!
звёзды всегда падали белые, а эта почему-то - черна..."
---
ЗИП - запасные части, инструменты и принадлежности.
Всё это случилось довольно давно –
Однажды я вышел не в дверь, а в окно…
…что было потом? -
По рассказу ребят,
Сквозь грудь пропустили электроразряд,
И сердце забилось, опять застучало.
(зачем это надо, зачем всё сначала?!)
А доктор шепнул (показалось – рогат):
«Здорово, дружок, с возвращением в ад!»
*
Сквозь ночи шёлковые сети
спешу... Вы скажете, к беде? -
Уж лучше я умру, но в свете,
чем жить в кромешной темноте!
*
Разбившись о стекло оконное,
Лежит, поднявши кверху лапы,
Ночная бабочка в агонии -
Не долетевшая до лампы.
Над ней цветёт вазон бегонии,
Но бабочкина песня спета:
На подоконнике – покойная,
Не дотянувшая до света.
И мы, на бабочек похожие,
Друг другу, словно свету, рады.
Надеемся на невозможное,
А лбы разбиты о преграды.
А в жизни много ли мудрó?
В нутре метро ядрёном
шурует тряпкой и метлой
уборщица Матрёна.
Когда клаустрофоб Петров
отвалит прочь с перрона,
тогда метёт метлой метро
уборщица Матрёна.
Пройдёт Петров, угрюм и сед,
уедут прочь вагоны...
Вмиг тряпкой затирает след
уборщица Матрёна.
Её движения точны,
а навыки матёры.
Пахать привыкла по ночным -
шустрее полотёра!
Ей дела нет до разных бед,
и до проблем доцента.
Она заканчивала пед.,
теперь - пуста до цента…
Живёт Петров наш - «будь здоров»,
А кто такого тронет?
Но материт его в метро
уборщица Матрёна.
Он наследит, она - следит
и с мастерством актёра
следам выносит свой вердикт
заправским полотёром.
А в жизни - многое мудро.
Пусты ли, одарённы,
натопчем в жизни и в метро -
Но рядом с тряпкой и метлой
уборщица Матрёна.
М. Генчикмахер
Такой уж я, Марина, дуралей.
Рожденный в тесноте высотных зданий,
бегу в поля - услышать журавлей,
летящих вдаль клиноподобной стаей.
Там, к поднебесью голову задрав,
и расправляя, словно крылья, плечи,
прошу, - молю меня с собой забрать,
но им не ясен голос человечий.
Так замираю, тихо, не дыша,
пытаюсь разобрать мудрёный клёкот...
И рвётся ввысь крылатая душа
от тела, неспособного к полёту.
Календарик стал заметно тоще,
стёрлись даты, с ними - имена.
Жизнь теперь, конечно, проще... площе
и бесчеловечнее она.
Пусть нет больше старого дома,
сломалась под вишней скамья,
наполнено сердце истомой,
как будто вся вместе семья.
Вот мама готовит пельмени,
вот бабушка ищет очки,
а я у отца на коленях
и громко стрекочут сверчки...
Но вдруг я почувствовал лишним
себя меж заросших аллей,
лишь только по-прежнему вишня
свой сладкий дарила мне клей.
*
Поросла травой поляна
У гранитного карьера.
Здесь был дом, теперь – бурьяны,
В общем, вид довольно скверный.
Жизнь – предмет не односложный:
Лошадей гонял карьером –
Прочь от истин непреложных! –
Если брал, то полной мерой.
Но растеряно немало
В той погоне за карьерой:
Где ты, милый мальчик малый,
Принимавший всё на веру?
Прикоснулся осторожно
К покосившимся воротам…
Возвращенье невозможно
В детство. А за поворотом
Сруб виднеется колодца
Да ручья блестит полоска –
Нежно в сердце отзовётся
Запоздалый отголосок.
*
Кукушке тяжело в часах,
уж как тут не крути...
И я, затылок почесав,
сказал: "Давай, лети!"
Она, забыв про ремесло
и выпучив глаза,
взлетела, стала на крыло
и унеслась в леса.
С тех пор живу один средь стен –
Что надо старику?
Проходит ночь, приходит день
и только сердце трень да трень,
тук-тук, тик-так… ку-ку...
Снег ложится на город пятнами,
На твоё, на моё плечо.
Для любви время года пятое
Не придумал никто ещё.
Так природа сложила атомы,
Так измыслила – как могла.
Только времени года пятого
Нет, как пятого нет угла.
Жизнь – то горечь, то слаще патоки,
Свет – и тёмная полоса.
Жаль, что времени года пятого
Нет, как пятого колеса.
Нам бы шаг ступить на попятную,
Нам бы наш одолеть просчёт –
Отыскать время года пятое
Для любви на чуток ещё.
То плотные ткёт полотна,
То вяжет ажуры тюля
Прекрасная непогода
Дождём посреди июля.
То ласково город холит,
То, пасти раскрыв горгульи,
Напомнит про зимний холод
Порывистый дождь июля.
То солнца румяный сочень,
То тучами затянуло…
Запутался летний зодчий
В причудах дождя июля!
А мы посидим в кофейне
На белых плетёных стульях
Пока не утих елейный,
Ласкающий дождь июля.
И наши года утонут
В июльском дожде-скитальце.
Тепло от моей ладони
Твои обогреет пальцы.
Зачиталась мама Лоркой,
зубы папины - на полке.
Папа воду ест и хлеб,
вся квартира, словно хлев.
И ко мне у поэтессы
никакого интереса...
Я стихи писать не буду,
пол помою и посуду,
а когда с работой сладим,
то отправлюсь в детский садик.
Там ребятам расскажу,
как стихи ненавижУУУ!
Повести за собой флотилию
Водомерок на глади озера
И пройтись по степной идиллии –
По рассыпчатым росам розовым.
Окунуться в туманы пенные,
Надышаться душистым воздухом,
Дирижировать птичьим пением,
Разговоры вести со звёздами.
И слегка погрустив про вечное
На границе Земли и Космоса,
Буду слушать, как ветер вечером
Мне твоим напевает голосом.
1
Не то, что требуют дела,
Скорей причуда моды –
Он дремлет в ящике стола,
Гордясь бульдожьей мордой.
Тяжёл, но любит погулять
И скачет от отдачи,
Когда выходим пострелять
С приятелем на даче.
В душе – он лютый дикий зверь,
Но попусту не тронет
Шестизарядный револьвер,
Не пробовавший крови.
2
Сущность душевных фибр,
Тайная страсть тихони –
Двадцать второй калибр
Холодом жжёт ладони.
Скрыт от дотошных глаз,
Враз добавляет веры –
Тяжеловесней фраз
Аура револьвера.
Мелкую, словно дерть,
Как бы шутя подначил,
Сплюнул чужую смерть,
Дёрнув кулак отдачей.
3
Всё осточертело, живу, словно в клетке.
А ну-ка, сыграю с собою в рулетку –
Простая игра, невозможен обман:
Один заряжаю патрон в барабан.
Кручу, поднимаю, давлю на крючок…
Нет выстрела – пошлый, банальный щелчок!
4
Ты видишь примитивный механизм:
курок, боёк, свинца тупое жало,
блеск вороненья - чёрный демонизм.
Но как твоя рука его желала!
И вот он твой. Почувствовал кураж?
Не обольщайся – это лишь мираж.
5
Вот это, братцы, завело,
но цацка дорога мне.
Блестят латунью "жевело"
из камор барабана.
Такая штука - не резон,
купил, не зная меры.
Похож на пушку пустозвон
с патронами Флобера.
6
Ты, главное, себе не лги:
Ведь он – не украшенье.
Мы молимся: «Прости долги,
Избавь от искушенья»
Всё это вовсе не игра.
Кто мне, простите, лекарь?
И я, на части разобрав,
Его швыряю в реку.
К сиянью клёнов, окаймлённых
В полупрозрачный алый флёр
Нежнее томных анемонов,
Шепни, бесценный мой суфлёр.
К листку, который ветром сорван,
Мне снова не хватает слова.
а лето прошло, вот и осень, пропахшая ладаном,
а лето - есть лето, и летом как-будто моложе мы...
а помнишь, недавно совсем с воспалёнными гландами
стоял у ларька, где торгуют заветным мороженым?
окончилось лето, а как нас на речку жара влекла!
и солнце купалось, бурлило игристыми брызгами...
теперь с облаками куда-то бумажным журавликом,
непойманной рыбкой - схватил, а пескарик и выскользнул.
Тучный туман прикорнул на лугу за бугром.
Шепчутся волны, зовут, за собою маня.
Алый багор выжигает на небе тавро –
Пламени знак, и в огне – отраженье меня.
То на солнце блеснёт подпалиной,
То с разбега ныряет в тень
Пятипалый листок опаловый.
В суете пролетел весь день,
А когда на закат коралловый
Голубая легла слюда,
Он решил поиграть в кораблики,
И совсем пропал, ни следа.
Подскажите мне, не видали вы
(не сочтите за труд, зачту!),
Пятипалый листок с подпалиной,
Уносящий мою мечту?
Итальянцу – пицца.
Нашему народу
Яблоки с корицей
И немного мёда.
Проще же простого
И понятно сразу –
К празднику Христову,
К яблочному Спасу.
А сможешь ты наперекор судьбе
Свободу отыскать в самом себе?
Я прочь отбрасываю тень,
но тени тянутся к стене.
К стене прибиты светом дня,
они клонируют меня.
Вот тень одна, вот тени две,
они извиты будто змей.
Меж мной и тенью лишь пядень.
И who is who, где я, где тень?
Всегда между добром и злом...
Мы с тенью - вечный палиндром.
2.
Ветер-воришка гулял по городу,
Алый листочек украл у тополя.
Да не сносил,
мало сил –
бросил…
3.
...тлеет закат - петушиный резной гребешок,
Ветер на тучку подул, будто на одуванчик -
Падает наземь пушок - невесомый снежок.
4.
В саду ста туй
черней тату
фигуры статуй...
5.
На улице надрывный ветра свист,
Метут туман деревья – мётлы голые.
К стеклу оконному прижался желтый лист:
«Пусти погреться.… Замерзаю…Холодно…»
6.
…как на картине примитивиста.
грубо и неказисто
ветром освистаны
омыты ливнями
веток
чёрные
линии.
7.
Касаюсь твоих волос –
Сердце стучит так сильно! –
Касаясь твоих волос,
Чувствую ночь тактильно.
8.
Весенний воздух свеж и густ,
Пропитан ароматом горьким…
Садовник, будто бы Прокруст,
Кусты ровняет под гребёнку.
9.
Вечереет. Парит земля.
Над рекой пламенеет зарево –
Ночь варганит зари варево,
И тумана плывёт марево
На поля.
10.
Закат ушел тропинкой позолоченной,
Зажгла луна, как свечку, небосклон,
И звёзды падали – жемчужины молочные
На ночи переваренный гудрон.
11.
Был небосклон из звёздных крапин,
Сверчок налаживал струну,
И клён мохнатой чёрной лапой
Ласкал озябшую луну.
12.
Но дождь не вечен, то его закон, -
Как будто разом перекрыли краны,
И ветерок прохладным языком
На теле луж зализывает раны.
13.
Не складывается строка…
Что толку от прилежания –
Можно ли рисовать облака
Видя лишь их отражение?
14.
Ветер баюкал иву,
трогал дыханьем терпким:
"Спи, милая!"
Сумерки...
Падают листья, я слушаю Листа...
Небо - серее заставки от Vista.
Слушай, программер, ты там не спи,
Сделаем небо, словно в ХР!
Ей твердили: "Убавь-ка прыти,
И в помине такому не быть.
Нам, рождённым в болоте прыгать,
никогда не взлететь на небо!"
Но болото - кислее клюквы,
но сентенции – хуже рвоты...
Вот, она в журавлином клюве –
жизнь меняет на миг полёта.
И рад бы кого-то за это корить,
Однако выходит коллизия:
Бог людям язык дал, чтоб им говорить,
поэтам – чтобы раны зализывать.
От рождения предназначены
Лицедейство вам да чудачества,
До скончания обеспечены
Колокольчики да бубенчики.
Вам ниспосланы в наказание
Неприкаянность и страдание,
А в отместку за согрешения –
Наказанье воображением.
Догораете, как фитиль. И как
Непрактичны вы, инфантильные.
Между драмою и сатирою
Балансируя, вам солировать.
Ты думаешь, легко писать стихи –
Забыть себя и жить чужою болью,
И понемногу складывать в архив
Сожженных чувств палящие уголья,
Проталкивать сквозь горло твёрдый ком,
Быть внешне - словно все, и лишь тайком
Соскабливать когтями на душе
Замызганные временем клише,
Лишая сердце права на покой?
И над собою ты уже не волен, -
Не написав строки, ты будто болен.
Скажи, зачем оно тебе, на кой?!
Подумай и ответь мне, не тая,
Ты что же, хочешь мучиться, как я?
Может, в чём-то кому и лгал,
аль давал где собой поигрывать...
Карандаш мой - как та игла,
от которой звучит проигрыватель.
А слова – это всё игра.
Ты попробуй, поймай музу-ка!
По винилу души – игла
Шабаршит, и звучит музыка.
Я - улитка, весь багаж заплечный -
домик мой, закрученный спиралью.
Спрячусь в нём, и кажется мне, вечно
буду жить без горя и печали.
Мне для счастья многого не нужно,
уместиться в завитках ракушки.
Защищаю и глаза и уши
от чужих проказ и равнодушья.
Нет причин для боли и невроза.
Вмиг захлопну, если что, калитку.
Сложностей жилищного вопроса
знать не знает слизкая улитка.
Но за радость вот такого рая
есть одна невзгода и тоска. Я
вечно за собой его таскаю,
домик свой – от края и до края.
Всё оно прекрасно лишь отчасти -
ничего нет даром в этом мире:
за слепую иллюзорность счастья
я распят на собственной квартире.
Как тонка и нежна шейка
У пригожей белошвейки.
Не сыскать стройнее ножек
И белей батиста кожа
У красотки Аделины
Белошвейки из Орлина.
Долго не было печали,
Их негласно обвенчали –
Кучерявого брюнета
Шевалье де Кансонета
И блондинку Аделину,
Белошвейку из Орлина.
Но любовь была недлинной,
Словно кто-то напророчил:
Прискакал гонец, и ночью
Куртуазный шевалье
Ускакал за много лье.
Загрустила Аделина…
Пролетали дни, недели,
И весну сменило лето.
От заката до рассвета
Аделина ждёт поэта,
Но убили на дуэли
Шевалье де Кансонета.
Близ Руана есть пустырь,
Там забытый монастырь.
В монастырской тёмной келье
Две монахини отпели
Белошвейку из Орлина
Аделину…
Весенний период – шоковый,
Природа бушует соками.
Но ветер струится шелковый,
Мурлычет на ушко шепотом
И шкодно щекочет щёки ей.
А птицы горланят в панике,
Искрятся шальные капельки…
Не вечно же быть ей паинькой,
Девчонке под желтым зонтиком,
Щебечущей – с ним! – по сотику.
Есть притяжение,- яблоко, лоб, Ньютон...
Знал ли об этом крылатый бродяга неба?
Лёгкие крылья, ставшие тысячей тонн,
зависли на жесткой паутине ЛЭПа(*).
Как так случилось, может, Бог осерчал,
или спешил к тому, кто духом стал нищим?
Ему неведомо, жившему при свечах,
что существует людская выдумка - электричество.
Был он полётам земным не обучен, и вот
сквозь астральное тело ангела
жахнули тысячи вольт...
Только лишь те, кто увидел, отчаянно ахнули.
Что ж ты, малец, пожелал гореть для людей?
Вот тебе случай, пылай, чтоб душа пела!
Ветер завыл, и песок превратил в метель -
с пылью смешав горстку белесого пепла.
-----
(*) ЛЭП - Линия ЭлектроПередачи
Фантазии имажиниста
грядущую выдадут цель,
и ждут рычаги машиниста,
да вот машинисты-то те ль?
Отравлены тяжким угаром,
обмануты жаждой свобод,
мы стали дешевым товаром,
с безликим названьем - "народ".
Раздавлены общим развратом,
отвергнув единство в веках,
мы стали вдруг электоратом.
Вот: брат, восстающий на брата
и громко орущий: «Ракка!»
Перроны в проёме оконном
мелькнут... иль совсем не видны?
Спрессованы в душном вагоне
товарищи тяжких агоний,
обломки великой страны.
_____
Художественная декламация - Жорж:
http://www.grafomanam.net/files/fileinfo/1313/
Мы толика ничтожная, пыль мирозданья,
Мы приходим из тьмы, исчезаем во мгле.
После смерти не будет ни слёз, ни страданья -
Это всё остаётся на грешной земле.
За успехом спешим, нам никто не помеха.
Кто душой дорожит, чьё-то счастье в рубле.
После смерти не будет веселья и смеха –
Это всё мы оставим другим на земле.
Прожил жизнь, ну и что, и какая награда?
Кто-то выпал, а кто-то остался в седле.
Знать куда попадём… да уж так ли нам надо?
Надо жить, оставляя свой след на земле.
Муравейник стал в горле комом,-
Невозможно любить толпу.
Вместо паруса взял перо он,
Вместо лодочки – скорлупу.
Прошептал он: «Отныне, братцы,
Я не ваш, - вообще ничей!»
По травинке зашел на шканцы
И унёс муравья ручей.
Моросили дожди сквозь сито
Непогожим осенним днём,
В муравейнике были сыты
И молились, но не о нём.
Рябью покрыли цветастые оспины
Щёки притихшего сонного города,
Бьются с налёта – анафемой о спину
Мне, полувек отсчитавшему отроду.
Мне, не привыкшему к холоду проседи,
Не отыскавшему неуловимое.
Мне, не принявшему радости поздние,
Недошептавшему слово: «Любимая!»
Пусто на необитаемом острове
Сердца, которому жить не приказано.
Сонных деревьев костлявые остовы
Словно клише на душе неприкаянной.
Гулко сбивают кузнечные молоты
С чёрной поковки цветную окалину…
Глупо ли помнить горячую молодость,
Стоя на дальней житейской окраине?
Ветер потёрся, лизнул по-собачьему
И в синеву устремился бездонную…
Как и ему, от рожденья назначено
Мне ощущение лютой бездомности.
Грузно топчу онемевшую улицу,
В теле дождя став нелепой занозою…
Где ты, тепла долгожданная унция
За непролазными жизни заносами?
Скалится краля, скабрёзна, прыщавая,
Но от улыбок унылей и горше мне –
В радужных колерах горечь прощания
Чёрными кляксами, пятнами Роршаха.
Была одета, словно к мессе,
Прозрачный шарф окутал плечи…
Ах, кто поймёт – по сердцу Messer -
Тех губ изгиб алее лечо.
Мне чуялась любви предтеча –
Седой мальчишка, франт, повеса…
Ах, как хотелось в этот вечер
Быть поводком для пекинеса!
Заполонённые игрой,
они забыли всё на свете.
Отыщется ли кто другой,
жестокосерднее, чем дети?
Но вот один – стоял в сторонке,
Прижав к своей груди котёнка
С глазами, полными печали.
Его задача – не убить,
А защитить и сохранить.
Неважно, что в игру не взяли!
В толпе такого сразу не признать –
Бесформен он, как рыхлый хлебный мякиш.
Такой готов продать родную мать,
Коль сговоришься и с лихвой заплатишь.
Словам не внемлет плохишова рать –
Горда собой и, как всегда, на марше.
Плохиш средь нас, и будет процветать,
Пока его за горло не ухватишь,
Пока на глотке не зажмёшь кулак,
Плохиш не упокоится никак!
--
А намекали - дама истерична,
в порыве страсти может хлопнуть дверью...
Зачем ты, Дант, придумал Беатриче,
зачем любовь измыслил, Алигьери?
А намекали - мол, отец прижимист,
и там непросто так войти в доверье...
Но ты мечтал, хотел с ней быть при жизни,
в предназначенье верил, Алигьери.
Отшили прочь. Тоска на сердце гирей.
Но вдруг письмо – любимой больше нету…
Ты, заболев любовной аллергией,
к её могиле плёл венки сонетов.
И, словно обезумев от потери,
скользил кругами сернистого ада,
питая стихотворца Алигьери,
сжигая человечье сердце Данте.
Скажи, ну, что в ней было необычно? –
Охотней в сказку, чем в реальность верим…
Никто бы и не вспомнил Беатриче,
когда б не песни Данте Алигьери!
В глазах огонь - охотничий девиз.
Коль смелости иным не доставало,
Моя задача уничтожить крыс
По норам, подворотням и подвалам.
На то кинжалы мне зубов даны,
Отточенные когти, как иголки.
Я буду драть исчадья Сатаны,
Впиваясь в их взъерошенные холки.
И всякий пусть запомнит и поймет, -
До каждой крысы доберётся кот!
И с той поры юродствует толпа.
Права ли, неправа, вопит орава,
Поправ права. Бездушна и тупа.
Не Божий глас я слышу - смех Вараввы.
1991-2004
колосья света жнёт Селены серп
на сердце темень давит словно пресс
глаза закрыты я сегодня слеп
лишь только слышу шелестящий плёс
горизонтальна чёрная стена
ступню щекочет звёздная стерня
у ангела я выдернул перо
и вот бегу по стыку двух миров
к распятию готовят Южный Крест
на Млечный Путь наброшен чёрный креп
язык богат словами словно Крез
но те слова горчащие как кресс
колосья света жнёт Селены серп
глаза закрыты я не зрел я слеп
я песню для тебя еще не спел
наш плод незрел наш плод еще неспел
Я, наверное, стал мудрым,
Чудесам вещих снов не верю…
Но откуда опять утром
На постели моей перья?!
Силой берут медбратья,
Руку стянул жгут…
Все мы в шестой палате,
Каждый из нас - шут.
А потом донимает небыль –
И придет же кому на ум! –
Из буханки чёрного неба
Выковыривать звёзд изюм.
Подвыпившая ночь,
Ты мой соперник злой –
Похоже, ты не прочь
Сразить меня ударом:
Смешала дымный слой
С промозглою золой
И в мой бокал плеснуть
Готова смесь задаром.
Проиграно пари,
Я снова на краю.
Предвестие зари
Горит шальным угаром...
Ты хочешь жизнь мою?
Так вот она, бери –
Не жалко отдавать
Полученное даром!
…а может быть души – это
Компьютерные программы,
А мы – звено Интернета?
Мечтаем, спешим, верим,
Планируем день на завтра,
А где-нибудь там, на небе,
Системный Администратор,
Прописывая тайм-слоты,
Закурит, нажмёт на Enter,
И всё полетит к чёрту,
И всё унесёт ветер.
Осенние мальвы,
Осенние мальвы
Пылают малиновым ярким букетом.
Осенние мальвы,
Осенние мальвы, -
Последнее «Ave!» ушедшему лету.
Рифмоплёты, графоманы,
На душе синцы да раны.
В сердце боли, в горле - клёкот.
Графоманы, рифмоплёты…
Графоманы, словоловы,
Вы без боли – нездоровы
Вы не живы без надрыва,
Рифмоплёты – рифмокрылы,
Словоблуды, слововерты,
Чья печаль – в строке бессмертной.
Посреди Вселенской сутолоки,
Словно бабочка из куколки,
Из весны выходит лето.
Так будоражит он, что лопнуло терпенье,
Отомкнута душа, и позабыт покой...
Опять спешу туда, туда, где птичье пенье
И аромат листа - я, с детства городской.
Казалось, нету осени конца,
но вот фонарь примерил чепчик белый
и ясный свет - как с детского лица -
февральской ночи осветил пределы
и тротуар. Асфальт серей свинца,
но только блёстки первые завижу,
пусть от природы фокусов завишу,
гляжу в окно. Огнистая пыльца
ложится на безлиственные кроны.
И вот уже нахохлились вороны.
Парит жемчужный лебединый пух.
И тишина ласкает нежно слух.
И кисть художника отзывчиво-светла
касается оконного стекла.
Тепло. Набухли почки тополя.
Синеет неба простыня
и солнце брызжет изотопами
в осоловевшего меня.
Оно, пока что оробелое,
в плену сермяжных туч-онуч,
но шлёт в меня, остолбенелого,
животворящий жаркий луч.
И вновь удивляется Зальцбург
(для бюргера нет мелочей!),
как звуки летят из-под пальцев
подобием солнца лучей.
И жизнь проходит, не перехитришь,
всё это так задумано веками.
И в небеса взлетев, как серый стриж,
я прокричу - "Прощай!" - под облаками.
В моём шкафу полдюжины зонтов,
На всякий дождь свой приготовлен зонтик.
Нет-нет, в дождях я вовсе не знаток,
Но каждый дождь созвучен точной ноте.
Есть синий, жёлтый, алый, как заря,
есть даже белый, словно лунный ломтик.
Но чёрный зонтик не ищите зря,
Мне над душой не нужен чёрный зонтик!
Дождь монотонно лил и я
смотрел на то,
как умывалась лилия
в пруду пустом.
Там, у пруда - помост дощат
и, словно мел,
за бязью летнего дождя
цветок белел.
В такое время превосходно курится -
Сижу, и сигаретка у лица...
Горбатой спинкой потянулась улица
Туда, где за дождём ей нет конца.
Не касайся его, обойди, помоги
Первой страсти влюблённости пылкой!
Но мужские спешат по нему сапоги
И гвоздят его дамские шпильки.
Почему – не пойму. Будь семь пядей во лбу… -
За какие провинности-раны
Люди топчут подошвами чью-то мольбу,
Обрекая любовь на попрание?