Мать учила: чужое брать
Никогда нипочём не смей.
Крым не давит на совесть, брат?
Или краденый хлеб вкусней?
Там где палец попал в твой рот –
Быть откушенной всей руке:
Смерть под стебель Донбасс мой рвёт,
Чтоб в имперский сложить букет.
Ложь, повторенная стократ,
В правду выльется или нет:
Ты не Каин, конечно, брат,
Только нож-то в моей спине.
Однажды загрудинный главный шкив
Покроет сеть витиеватых трещин,
Запнётся механизм, припустит резче…
И распадётся сердце на куски.
Но даже после следуй выше,
И хоть копыта сбей до крови –
Сумей на небе звёздном высечь
Свой к цели устремлённый профиль.
Зонты от солнца? Не слыхали…
Да сколько там тех летних дней!
Хрустящ, как с корочкой сухарик,
Томлюсь на медленном огне.
Закат. Вигвамовое ложе.
Дымящийся сметанный слой
Вождю усталых краснокожих
Втирает преданная скво.
Нелегко на небе совам –
Напорхаешься за день.
Сны совёнка невесомы,
Только б месяц не задеть.
Фильтрует поворотом белый шум:
Тревожное створожено стихами,
Которых я за год не напишу,
Но чей прозрачный пульс не затухаем.
Казалось бы, вращается и что ж,
Кардиограмму вяжет нервной спицей,
Но эту ось попробуй уничтожь -
И мой волчок не сможет возвратиться.
Деревья выстроились в свите,
Вот-вот и марш помпезный грянет.
Средь золотом прошитых нитей
Священнодействовал багрянец.
Всё замерло на низком старте,
Она же шла легко и мило
В её величественной стати
Царить над городом, над миром.
Кипящей ругани смола
Лилась с высоких стен и башен,
И ширилась куча-мала
Под этот чёрный дождь попавших.
Они тоской заражены,
В сердцах их ненависть и ярость -
Сегодня праздник у войны,
Я слышал, как она смеялась.
Но я дойду, свой страх скрутив,
И донесу бесценным грузом
Цветок молчания в груди
О скорбном, тягостном и грустном.
И погашу бикфордов шнур
В себе самом, пусть эта малость
Не даст войне плодить войну,
Смеясь в лицо, не унимаясь…
И грозили указательным
следом полчища мамаш,
но летели по касательной -
мимо цели залпом мажь!
Никаких «уймись, прошу тебя»,
безнадёжно запирать:
вальс пушистых парашютиков -
к небу тянется спираль,
по которой, как по лесенке,
ввысь метнуться и пропасть...
Нет нужней, и бесполезнее,
чем влекущая тропа
в то несбыточно-заманчиво
детство сверху разглядеть.
Там вином из одуванчиков
весь пропитан летний день.
_
За долгим шлейфом странников летучих
буранный ветер гнал своих коней,
белёсый рой терялся в чёрной туче,
и мне казалось, им пришёл конец.
В костре рассвета брезжило начало:
под шёпот «всё тревожное сожги»,
как крохотного, сны меня качали
и в них играли ангелы в снежки.
_
На декабреющем полёте
к зиме в бесснежные глаза
мне маловат масштаб полотен –
я выпадаю вечно за
границы зла, добра и смысла:
несёт зима пустым ведром
на шаткой дужке коромысла
предденьрожденческий синдром…
_
Я был потопленный корабль,
Лежал на дне, и тихо-тихо
В меня врастал резной коралл,
А наверху там где-то тикал
Очередной по счёту век,
Песок в часах бежал на убыль,
И мне явился человек -
Разжать коралловые зубы,
Извлечь из тьмы небытия
И реставрировать в деталях…
Пусть кораблём тем был не я,
Но имя-то моё Титаник.
Ваш замысел настолько чужд,
Что - прочь закон о бутерброде! -
Я вглубь тормашками лечу,
Свободен…
_
13.11.2012.
Вытерся некогда праздничный глянцевый лак -
Я перестал отражаться в твоих зеркалах.
Жесты, шаги мои ныне бесшумно легки,
В пасти вовсю заострились слова и клыки.
Страшен лицом (не испить с него утренних рос),
Там, где был гладок - щетинистой шерстью оброс.
В час, когда ночью зверушки вылазят из нор
Чую их запах, и вою пронзённый луной.
В жилах пульсирует кровь до того горяча,
Будто кипящей смолы там был выплеснут чан.
Щёлкают зубы и пробуют воздух на вкус,
Нервно кружу в ощущении – скоро замкнусь!
Время отужинать, пища готова уже?
Больше ни реплик пустых, ни бессмысленных жертв.
Ад замыкается в круге под номером 7:
В том, на котором, любимая, я тебя съем…
_
29.10.2012.
Криптограммы осенних мифов
на обрывках лоскутных снов -
крючковатее клюва грифа
зашифрованное письмо.
Я обучен читать меж строчек,
но боюсь, этот пазл сложив,
ощутить гильотинный росчерк:
в острых струях дождя - ножи!
Словно путь, что был кем-то пройден
от нуля по последний вздох,
отражается смерть в природе
гулким эхом былых эпох.
Что же это, скажи: проклятье,
а быть может желанный дар -
знать, как рьяно кромсает платье
пламя листьев под Жанной д'Арк?
Удушающий шарф тумана
льётся дёгтем на царский мёд:
императора власть не манит,
да и сам бедный Павел мёртв.
Звуки выстрелов длят раскаты
в песнях грома, а Джон – молчком.
И кровит небосклон закатом
в круглых стёклах его очков…
_
03.10.2012.
Повести бы, повести бы
легионы через Тибр!
Зашвырнув монетный жребий
под волны лохматый гребень,
по реке плыть мерным брассом
и на Рим коситься глазом.
Рим за всё, за всё заплатит!..
Мы вдвоём в шестой палате
плещем к славе - кто синхронней -
Я да Цезарь в Рубиконе…
_
Я у лета зажат в душной цепкой горсти.
Здесь уютно, приятно и пряно,
Здесь не жизнь, а сплошной закольцованный стих -
Ни стыкующих швов, ни изъянов.
Тридцать первое, замер стенной календарь -
Год, число, нескончаемый август…
Прожую дежавю: снова тянет летать,
Ощущая осеннего сна вкус.
Но не выбраться из-за стекла ли, тепла
Межсезонного стеклопакета...
И парит надо мной белочаячий плач
По безвременно канувшим в лето.
_
Режуще-колющим раненный зрелищем -
я, как и все, опускаю глаза:
роется в мусоре старая женщина,
лет так под семьдесят или чуть за.
Что отыскать в этом смраде пытается?
Мятое фото забытого дня
с дочкой не стервой и с мужем не пьяницей -
лучик надежды у самого дна.
Еле мелькнёт, уголочком покажется
полуистлевший скукоженный лист -
тянется женщина вслед за бумажицей
к ложному свету,
и падает вниз…
_
нет мин проверено во мне
всё мчится мимо мнимо снимок
вещей которых вроде нет
хоть сам как будто с детства с ними
и пробираясь наугад
задев растяжку прошлых мыслей
встречать с яйцо размером град
из туч рефлексии I miss you
сложить как пазл твоё лицо
из чёрточек и многоточий
и звука каблучков цок-цок
из мелочей привычных прочих
предетонируя слегка
шипуч игристый шнур бикфордов
кроить осколками лекал
июльский сон замёрзших фьордов
_
В доме престарелых по ночам
Трескались кривые зеркала -
Возраст, что безмерно докучал,
Сном дробился в россыпи стекла:
Ни морщин, ни болей, ни седин,
Не старушка – девочке лет пять,
В сердце колокольчик динь-динь-динь:
- Мама, я во двор иду гулять!
Дедушка не дедушка – внучок,
Сероглазый славный карапуз
Бегает за солнечным лучом.
Луч - неуловимый, ну и пусть,
Это ведь не повод загрустить,
Если вечность жизни впереди…
Утро, склеив битые куски,
В зеркала вернёт кривой вердикт.
_
В душе ободранных обоев
Звучала музыка, собою
Перекрывая сырость, затхлость…
А дому дряхлому казалось,
Что это кровь бурлит под кожей
В забытом сне, где помоложе
Он был всего лет эдак на' сто…
Укрывшись старческою маской,
Дом источал то гнев, то слёзы;
Морщины, как следы полозьев,
Обои резали в мочало…
Однако,
музыка звучала.
_
Где калиткой скрипнул ржаво день ушедший за собою,
Шмель усталый спрятал жало и уснул - кудлатый бровью,
Где у солнечной повозки кузнецы рихтуют спицы,
А светило дремлет возле, -
Мне не спится.
Где черничное варенье растеклось по небосводу,
Краски терпкой акварели до оскомин скулы сводят,
Где держу в кармане стаю журавлей, в другом – синицы,
И шепчу, всех отпуская:
Мне не спится.
Где звенит кошачье мяу - им луна как будто сводня,
Где часы вчера меняют мимоходом на сегодня,
Где стеной овечки стали: миллион сто тысяч тридцать…
Жирно мечу их крестами,
Мне не спится.
Где серебряный охотник продырявил стрелкой компас,
Где во ржи канатоходец потерял и шест, и пропасть,
Где хвостом вильнула полночь - чернобурая лисица,
Где стакан - что пол, что полон -
Мне не спиться...
_
Не жестяные, как в парковом тире -
Эти зверюшки страшнее и злее:
Ухает гулкое чрево у тигра,
Когти стальные впиваются в землю.
Сея вокруг смертоносные зёрна,
Хищно клыками ощерился злыдень.
Кровь проступает из ран чернозёма,
Как же я этого раньше не видел!
Дымом коптит подожжённое небо,
Стонет река в исковерканном русле.
Полнится сердце не страхом, но гневом,
Я поднимаюсь, шагаю за бруствер…
Мама, я вспомнил! Мелодию вспомнил -
Той колыбельной из детства - ты пела
Тоже про речку, про землю, про корни…
Жаль, Мам, проститься с тобой не успел я…
Стайка юнцов, желторотая рота…
Стадо огнём захлебнувшихся тигров…
Это не стела, не памятник, просто
Здесь мы, схватившись, навеки затихли.
_
Уверяла, врала, лавировала:
Так же проще, целей, спокойней.
Ковырнуть их и вира вилами -
Затрещит и подастся с корнем.
Обрывались и звонко лопались,
Отмирали, чернели, гнили…
Что ей виделось в этой пропасти,
Тьма чернильная ли, огни ли?
Ампутированные конечности -
Даже те по полжизни ноют.
Каково эту боль весь век нести,
Вместо сна говорить с луною,
Еженощно шагами меряя
Свой мирок безразмерно узкий,
Обесчувственно, зло и мертвенно
Ждать - когда же, когда отпустит...
О пропащей никто не хватится.
Ущипнуть бы, а вдруг проснётся
Где-то девочка в синем платьице,
Улыбающаяся солнцу.
_
I
- Что ты рисуешь, мальчик?
- Да всё, что вижу:
Весь этот терпкий, и пёстрый, и звонкий мир
С кисточки льётся, смеётся лукаво, брызжет
Радугой красок и ливнями нот гремит.
Сочно для сердца, шершаво для глаз на ощупь -
Он рисовал чуть смешно и наивно, но...
Людям летать и парить становилось проще
Над позабытым, ушедшим давным-давно.
II
Я вспомнил то, что было раньше:
Не жизнь, так две тому назад
Смеялся благостно духанщик
И щурил хитрые глаза,
Несуетливо подливая
Слегка с кислинкою вино
В бездонный рог, струя кривая
Шипела, пенилась, и сном
Казался (так оно и было)
Уютный горный городок,
Шуршала речка под обрывом,
Полз виноград по стенке до
Цветастой вывески духана –
Зелёных букв на голубом,
И наблюдал народ, вздыхая,
Как ниже букв, вместив с трудом
Всё то, что с детства греет, манит,
Плеснувши радугу на кисть,
Парнишка Нико Пиросмани
Рисует солнечный Тифлис...
_
Это не сон кувыркается в облаке,
Это не солнце расплавило стёкла нам,
Есть у весны наступающей в облике
Много задорного, доброго, тёплого.
Птицам надежда разбросана крошками,
Мол, потерпите, ребятки, чуть-чуть ещё.
Март улыбается, щурится кошками,
Строчит ноктюрн для оравы мяучащей.
Тянутся, видишь, смешно и доверчиво
К небу – подснежники, ирисы, примулы.
Даже колючий цветок Человечество
Голову к синей реке запрокинуло.
Чтобы напиться капелью и грозами,
Чтобы распасться на млечные атомы,
Дяденьки-тётеньки, бывшие взрослые,
Новорождёнными скачут щенятами!
Мы у весны завсегдатаи те ещё:
Счастлив сегодня, а завтра забудешь всё,
Жалко, что впрок этим сказочным зрелищем
Не напасёшься, и не налюбуешься…
_
Зимний пляж: озябший, твёрдый, голый,
торт слоёный – лёд, коржи с песком.
В чаячьем зрачке гнездится голод
пополам с нахохленной тоской.
В еле уловимый скорбный контур
пряча тонких губ изгиб стальной,
море отвернулось к горизонту
и накрылось белой простынёй.
По тропе изломанных ракушек,
как ни грустно, к лету не пройти.
Циферблат у времени откушен,
и заел заснеженный мотив…
_
Представь себе только,
как ловко и чётко
маньяки вприсядку
танцуют чечётку,
как мокнут от пота
их жидкие чёлки,
как чиркают ручками
нитья бечёвки,
натянутой сверху
от бога до чёрта,
как меркнет печать
в договоре о чём-то,
пророча беду,
но пока безотчётно;
и белое рвётся,
и свет сразу чёрным
метаться начнёт
очумелым галчонком
в зрачках у случайной
прохожей девчонки,
такой симпатичной,
такой обречённой…
_
У кошки отобрали всех котят…
Теперь такая грусть в её глазищах,
там искорки живой с огнём не сыщешь:
немой укор с желанием - хотя б
одним глазком увидеть малых крох,
которых и на треть не наласкала...
От жалобного мяу плачут скалы
бесчувственных высоток, стынет кровь,
струящаяся в недрах синих жил
упрятанной в меха теплоцентрали...
Но люди шли и боль не замечали,
штурмуя дряхлым лифтом этажи…
А где-то наверху кошачий бог
развязывал мешок до нитки мокрый,
и ангелов пушистых цвета охры,
мурлычущих, рассаживал у ног…
_
Я в глазёнках младшей дочки увидал сегодня праздник:
Он искрился, рассыпаясь отражением огней
В ёлочных шарах-игрушках разноцветно-пёстро-разных,
Словно кто - волшебной кистью разукрасил их во сне.
А ещё там были белки, мишки, слоники… подарки,
Ожидание которых входит в перечень чудес,
Тех, что нёс с собой когда-то в ощущеньях детских, ярких…
Лишь вчера, казалось, с ними лёг поспать… Проснулся – без…
И немножко стало грустно, и чуть-чуть мне стало жалко:
Не вернуться снова в детство, не направить вспять реки…
Эх, сейчас я ностальгию, откупорив, выпью залпом!
Новый год разлит в бокалы и пускает пузырьки…
_
…И от нежности ранних цветов
возродиться пронзительной птицей,
ни секунды не помня про то,
что хотел и забыть, и забыться…
21.12.09
В ямку семя… поливаем… Крэкс,
Пэкс и фэкс!.. И вырастает кока.
Сбор, переработка… Чистый «крэк».
Триста - прибылью в процентах… /Сколько??!!../
…Колумбийских копов разговор
На таможне: «Взять курьера? На фиг??!
Здесь завязан шеф наш, прокурор…
Не встревай, Маноло… Это трафик.»
На пакетах с белым порошком
Скалится печатью чёрный череп.
Этот яд стремительным прыжком
Проникает прямо в душу через
Совесть нашу, и пока та спит -
Черти чернью чертят страшный график:
Доза-ломка-доза-ломка… спид…
Женщина с косою… Это трафик.
А покуда собирает рать
Государство в битву против близких,
Мать с отцом пытаются порвать
Адский круг порочный липко-склизкий:
Дочери единственной вернуть
Ту улыбку с детских фотографий,
Где так много счастья, светел путь...
Где намёка нет на подлый трафик.
_
16.12.09.
А мне не быть уж белоснежным:
я пролетел насквозь туннель,
где белый свет и темень смежны…
Теперь лежу на простыне,
и надо мною, хмуря брови,
склонились нимбами врачи-
хирурги… Реки, реки крови…
И в тазик крылья /Боже, чьи??../
Обрывки фраз: «… отправим к людям.
И так уж чудо - выжить смог…
Да нет, летать уже не будет!
Негодны крылья - вышел срок,
что исчисляется по сумме
зарубок-шрамов на спине…»
…В тот раз я, кажется, не умер.
Но что-то умерло во мне…
_
03.12.09
То ли город тонет в вате, то ли я схожу с ума:
Из тумана /нет-мохнатей/ всплыли призраки - дома.
Из кисельной мешанины с добавлением муки,
Не спеша ползут машины, как гигантские жуки,
И клубится вдоль дороги шлейф прохожих - силуэт
Тех свидетелей немногих пустяка, что свёл на «нет»,
К чёрту, видимость пространства: головой, как ни крути -
Всё размыто, лишь остался огонёк, и тот - в груди
Где-то там сияет слева /где от шрамов борозда/,
Как над старой крышей хлева Вифлеемская звезда,
Освещает мир мой странный - городок, а вовсе не
Мегаполисы и страны. Просто город… как во сне.
Если всмотришься - увидишь, словно пыль смахнёт рука:
Очертаньем, град-под-Китеж… незатопленный пока…
_
25.11.2009
Все сны её радужны, с привкусом счастья…
Но лишь на рассвете откроет глаза -
Как мыльный пузырь этот рвётся на части,
Не дав на прощание слова сказать.
И утро - подножие вечной Голгофы -
Буравит висок, бьёт по нервам и льёт
Тоску с цианидами в чашечку кофе,
Втыкая под сердце печалью - копьё.
Вслепую, инстинктами только ведома,
На каждом шагу спотыкаясь о быт,
Она по инерции ходит по дому,
Напрасно пытаясь о чём-то забыть.
А день бесконечен и нет ему края...
Но кто-то, внимая беззвучным мольбам,
Ночные покровы опустит, стирая
Крик боли, прилипший к застывшим губам.
И вот, под прикрытьем снотворной облатки,
Ныряет в постель - свой волшебный портал
Из тусклого мира в тот, призрачно-сладкий,
Где голос: «Любимая... как же я ждал...»
_
16.11.2009
Багира в обществе пантер
слыла воспитанным котёнком,
Балу лишь рыкал на манер
медведя, но фальцетом тонким,
и не был Маугли зачат
его родителями всуе -
там Редьярд Киплинг при свечах
рассказ о мальчике рисует,
что жил один среди зверья
под взглядом пристальным Шерхана…
Чтоб прочитал его и я,
однажды… поздно или рано…
.
Аквариумным рыбкам тесно в объятиях стеклянной тары.
Их мир нам кажется прелестным, но в нём оттенок божьей кары,
И плачет рыжая минора - свело от судороги жабры:
Ах, в чём же я, господь, виновна?.. А мне б красоткой, к жизни жадной,
Проснуться завтра на рассвете в объятьях страстного мужчины!
Всем бедам и ветрам столетий в лицо смеяться без причины…
Рыдает мраморный гурами, о дно цепляясь плавниками:
За что судьба сурова с нами?.. Мне б под прицелом фотокамер
Сверкать на раутах, банкетах - звездой высокого порядка,
Чтоб в светских хрониках газеты бальзам на душу лили сладкий...
Ни звука вслух и слёз не видно - такая рыбья их природа...
Я задыхаюсь от обиды... мне не хватает кислорода...
_
А в глазах у неё отражается небо.
Очень жаль, что не я... Ведь хотелось так мне бы
В глубину их нырнуть, растворяясь мгновенно...
Но она принимает печаль внутривенно.
А в губах у неё – кровь из сока граната.
Это вкусно, наверное... Впрочем, не надо
Бередить эту боль, тут лишь стоит начать и...
На устах у неё – тень от скорбной печати.
Из волос её может быть вмиг соткан ветер.
Цвет такой, что не сыщешь сравненья на свете...
Но относится к ним, как к нелепой обузе
И с утра заплетает в монашеский узел.
В сердце лёд и по коже серебряный иней.
Цвет чулок у неё – ну, конечно же синий!
Смерть, любовь. Ад и рай. Фатум, рок, неизбежность...
В этом – вся!.. О, моя Королевская Снежность...
_
26.10.2009
Вскользь, движением привычным,
обрывает и уносит
одеяния влюблённых
в солнце (горсточки тепла).
И теперь деревья плачут
(или это просто дождик?),
задрожали ветки-лапки,
онемели на ветру.
Может, было б всё иначе,
только, Времени Художник
открестился (взятки-гладки)
и растаял поутру…
14.10.2009
Сняв с деревьев жёлтый скальп и издав победный крик,
Начинает дикий пляс в свете жертвенных костров.
Небесам явив оскал, исказивший нежный лик,
Возглашает всем, смеясь, эру бешеных ветров.
05.10.2009.
Нет, не цепляет... и душит безвкусицей пресности
Мир, наводнённый с лихвой лишь оттенками тусклого...
Холод стальной у виска, как фантом неизбежности -
Смесь из пульсации жилки с дрожанием мускулов...
Если на сцене ружьё - жди дальнейшего выстрела:
Образ в мозгу отпечатан шаблонно двухстволчато...
Нужен стрелок? Ну, так выбери самого быстрого -
С лютым инстинктом сразить, наподобие волчьего.
С временем - швах... посему, подберём, что ни пóпадя...
Молод, конечно... и крылья... Сердито плюс дёшево!
Хватит, малыш, я устал - брось читать свою проповедь,
В грёбаной жизни я видел так мало хорошего...
Центром мишени - по-прежнему, сердце. Предчувствуя,
Бей без раздумий: прицелься в «десятку», пли яблочно!..
...Глупый Амур близорукий, лукаво не мудрствуя,
Ранит лишь вскользь /вот, скотина!../, промазав порядочно...
_
29.09.2009
_
горько-ироническое
Ушёл герой... Лишь стул из гарнитура,
Ручной работы (Мастерскáя Гамбса),
О гнутых ножках лаковой фактуры,
Застыв, на Дерибасовской остался.
Ушёл герой... Смахнёт слезу украдкой
Бедняжка Грицацуева вслед мужу:
Красавец-бог с тигриною повадкой -
О, как он ей сейчас, поверьте, нужен!
Ушёл герой... Мелькнул за поворотом
Подмёткой "апельсинного" штиблета.
И шарф, концом цепляясь за ворота,
Не смог сдержать того, кто канул в Лету.
Ушёл герой... Закрыл на ключ эпоху
Романтиков и искромётных шуток.
Ах, боже мой, как было бы неплохо
Вернуть его, хотя бы на минуту!
Ушёл герой... Безмолвно... Тихо вышел...
Унёс мечту - каёмочкой на блюдце.
Но, где-то там (не в Рио, а повыше),
Нам Ильф с Петровым грустно улыбнутся...
_
25.09.2009
На http://www.grafomanam.net/poems/view_poem/116587/
Отголоском http://www.naderibasovskoy.com/
Настежь окна, двери, душу! В небо, в ночь направь метлу,
голос разума не слушай - рви на клочья грусть и мглу.
Вся невидимо-нагая, с чертовщиночкой в глазах –
вроде та же, но другая: настроение - гроза!
Смех, как гром средь ясна неба, отдаётся в сердце эхом...
Ты - легенда, сказка, небыль, ведьма, женщина, утеха...
Вот летишь: сбивает звёзды вихрь растрёпанных волос;
пульс в висках считает вёрсты от "Мечтала" до "Сбылось".
И дрожа от нетерпенья, грезя снами наяву,
предвкушаешь посещенье Дьявол-Party-Рандеву...
Груз оков земного мира - всё исчезло, всё забыто:
роскошь, муж и плен квартиры... даже имя...
/Маргарита?../
_
21.09.2009
Навеяло: http://www.grafomanam.net/poems/view_poem/115746/
Ну, подумаешь... ну, осень...
Луж хоть нет, и слава богу...
В неба медном купоросе
Солнце стынет понемногу...
Ну, подумаешь - тоскливо...
Может, это от того лишь,
Что из памяти прилива
Всплыл обломок сна о школе?..
Ну, подумаешь - не мальчик:
Сед, женат и двое дочек...
Время - каверзный обманщик...
No comment [ставлю прочерк].
_
16.09.2009
Для не дружащих с языками:) No comment(англ)[нóу кóмент] - без комментариев
Жизнь летит.
Дни - бешено-упрямы.
Надо взять тайм-аут, передышку,
Ведь сегодня - День Рожденья Мамы!
Иногда, я к ней нечуток слишком.
Суета всё виновата, кутерьма.
Вечный зов: куда-то мчимся, метим...
Говорил ли я тебе - спасибо, Ма,
За моё знакомство с миром этим?
Я, пожалуй, непутёвый сын -
Приношу забот тебе немало.
Но смирись.
Какой уж есть.
Один.
Ты меня простишь конечно, Мама...
Мы похожи: оба искренность любя,
Презираем мутный путь деляг, менял...
И конечно, слава богу, от тебя -
Любопытство к этой жизни перенял.
...Вижу я в своей сегодня дочке
Девочку с поцветших фотографий:
- Почему не виден эльф в цветочке??)))
- Отчего шуршит под ножкой гравий??)))
_
23.04.09.
Центробежно весь напрягся,
Высекая искр пучок
И цвета сливая в кляксу, -
Жизни крутится волчок...
Постигаешь скорость света -
За рывком идёт скачок...
Хоть и трудно будет это -
Сфокусируй свой зрачок:
Всё, чем мнил себя - ошибка!
Думал щука? Нет - бычок!
Но проглочена наживка
И в щеке торчит крючок…
Блеск мечты - за полкопейки!
Видишь ценник-ярлычок
На крыле судьбы-индейки?
Но об этом - ша!.. молчок...
Мы попрятались от правды,
Как горошины в стручок...
...Может, истина - в руладах,
Что выводит нам сверчок?..
_
10.09.2009
Тихо, под сурдинку,
Пело сердце песни...
Но занозу-льдинку
Дьявола наместник
Мне вонзил заточкой
Между рёбер - слева
[чёрной метки точка
Снежной Королевы].
Исказился мир мой:
Чёрных красок темень
Всё скрывает ширмой.
Капает мне в темя
Безысходность - речкой,
Капелька за каплей...
Дым. Погасла свечка.
Занавес в спектакле...
_
31.08.2009
Скуки гримасу скрывая,
Время без устали лжёт.
Линия жизни - кривая.
Цвет - увядающе жёлт...
Тают надежды со снегом.
Слышишь? Грохочут ручьи…
Всплеском в сознании, следом:
Мы - неземные… но чьи??..
Где наши звёзды на небе? Крепко ль гвоздями прибиты?
Или мякиною хлеба вклеены в плоскость орбиты?
И при любом сотрясеньи, будто бы ворохи листьев,
С хмурою грустью осенней падают - эхом на выстрел.
Маленький принц уж не мальчик - витязь, но в шкуре медвежьей -
Бродит в туманностях алчных в поисках истины прежней.
Замкнутый круг: в эту реку, для утоления жажды,
Снова войти человеку - тщетны попытки. Однажды...
…Он разуверится в этом,
Станет таким же, как все:
Будет кружиться с планетой -
Белкой в чужом колесе.
Тайны галактик забыты.
Принц только дважды в году,
Сном с головою укрытый,
Видит родную звезду...
_
22.08.2009
Навеяло http://www.grafomanam.net/poems/view_poem/109613/
17.08.2009
Полюби своё грубое платье
Без взаимной надежды на чувства,
Хоть за то, что не носит проклятья
Пресловутого ложа Прокруста,
Или просто за то, что всецело,
Без малейших намёков на страсть,
Доверяешь ему своё тело,
Совпадая с ним [картою в масть].
Вознеси до небес и чуть выше
Эту тряпицу, сшитую Богом.
Всё в ней святостью, нежностью дышит,
Заставляет забыть об убогом.
Заставляет выпрыгивать сердце
И бежать без оглядки по кругу
Под мелодию с ритмами скерцо,
Улыбаясь навстречу друг другу.
Обожаю тебя в нём... и кстати,
В совершенном восторге открыл я:
Это чудное грубое платье,
Не стесняет движения крыльям...
.
Признаться, сколько лет уже живу - скрываю за магическим замком
Скелеты Неизвестности в шкафу… хоть каждый, вплоть до косточки, знаком…
Хранители кромешной темноты пучины океана страшных тайн -
Скелеты в пыль стирают все мосты - от входа в ад до скромной дверцы в рай.
Я в детстве им придумал имена и подружиться, кажется, хотел...
Наивности промчались времена, избрав несчастным замкнутый удел -
Лежать в шкафу, годами... тихо тлеть... Потом, возможно, обратиться в прах,
Что для скелета, в общем, - та же смерть, с "улыбкой" на ощеренных устах.
Давно привык к ним - нет уже родней. Глазницы их - пугающе манЯт,
Зеркально проявляя в глубине - кривое отражение меня.
Эх, дать бы волю им - беги, кайфуй!.. но свой порыв приходится унять:
Ведь заперт [как скелеты те, в шкафу] в границах из условностей опять.
Частенько просыпаюсь я в ночи под щёлканье костяшек [мерзкий звук],
Но совести своей шепчу: молчи... И вновь кормлю собак сомнений с рук...
_
05.08.2009
По тонкой грани дня и ночи
неслышно сумерки идут,
и первой точкой многоточья
роняют раннюю звезду
в колодец неба - на удачу,
где в отражении извне
бездонный блеск слегка утрачен
от мглы, клубящейся из недр
зрачка Неверящего в чудо
парада каверзных планет:
Луна - мой ласковый Иуда,
а звёзды - пригоршня монет...
_
30.07.2009
Поблекла, стёрлась, ободралась
Вещей незыблемая суть.
Исчерпан цвет – осталось малость -
Бери, хоть красками рисуй
То, как растерянные мысли
Бегут по кончику ножа;
Как в небе, кто-то, чёрным высек
Мелодию – полёт стрижа;
Как поджигая бесконечность,
Секунды плавят горизонт;
Как звёзды, путь покинув млечный,
Упали в парке на газон;
Как жизни смысл исчез вдали,
Порвав прорехою пространство,
Сюрреализмовым Дали,
Нас провоцируя на пьянство...
_
26.07.2009
По крышам в сумраке скользя,
Спешу опять на плотский зов
И спесь ханжей с клеймом "Нельзя"
Сбиваю остриём углов.
Иди на мой бесстыдный взгляд!
В ночи я - женщина-суккуб -
Ноктюрном страсти, в шум дождя,
Стекаю с водосточных труб.
По ветру жертву отследя,
[и вновь самец стандартно глуп]
Пирую, сердце пригвоздя
Порочным отпечатком губ.
_
21.07.2009
17.06.2009
Из рецензии на "Резюме.Next" Sterva
Повзрослевшая дочка...
[дважды восемь - не малость].
Переломною точкой
вдруг почувствовал старость.
Нет, не то чтобы явно, а скорей невзначай -
календарный глашатай мне в лицо прокричал
вопиющую правду:
Жизнь-река быстротечна!
[нет минутки поплавать
в ней дельфином беспечным].
И неся эти волны,
словно тяжкое бремя,
вскользь клепсидру наполнить
мне пытается...
ВРЕМЯ
...........................................
Дважды восемь - шестнадцать...
А казалось, вчера лишь
колыбельные пел
моей девочке
на ночь...
_
18.07.2009
по мотивам фильма "Обыкновенное чудо"
*************************************
Мановением ока, шевелением брови
Этот мир превращаю из тусклого - в красочный.
Режиссёром «Всех-Выше» - утверждён в этой роли,
И теперь я - твой добрый и ласковый Сказочник.
Пусть небритый, усталый… но это не главное,
Ведь на сердце моём можно жарить яичницу!
С божьим даром не смешивать - это не равное
[всё одно, как безнал перепутать с наличностью].
Понастрою дворцов [надоел рай шалашевый!],
Черепица на крышах пусть будет из сахара,
И лимонными дольками стены украшены,
А подъезды – цветущими ветками сакуры.
Заколдую врагов твоих - станут пусть крысами:
Хочешь - в клетку сажай, хочешь - просто на привязи…
Настучу, всем соседям, доставшим, - по лысине,
Утолю твою месть - с цианидами в примеси...
Ну, а хочешь, забуду все детские шалости?
И останусь собой - тем же, нежным и ласковым.
Отличаться от сказки я буду лишь малостью...
Чародей-неудачник с влюблёнными глазками.
_
12.07.2009
Зреет стартовый выстрел.
Трёхнедельный отсчёт,
и гарцующей рысью
дней чреда
(нечет/чёт),
понесётся, помчится:
звонче, выше, быстрее -
лета спурт в ритме блица.
Парусами на рее
вихрь азарта клокочет.
Зной палящий несносен.
Сон -
один среди прочих:
лентой финишной -
осень...
12.05.2009
В ответ на одноимённые произведения Сергея Грея http://www.grafomanam.net/poems/view_poem/98655/
и Татьяны Хелке
И протечь дождевою водой,
тонкой струйкой сквозь сжатые горсти -
напоить сей росток молодой,
шаловливо стучащийся в гости.
Вдохновеньем наполнить сосуд,
направляя небрежно струю.
...А потом совершить самосуд:
сам тебя породил –
сам убью.
Или всё же оставить в живых?..
Состраданье слезится с краёв:
недоросток на ножках кривых -
хоть коряво дитя,
но – моё!
04.06.2009
Ливень похож на плач [серого цвета нити]
В зеркало луж палач нежностью неба вытек
Под метроном часов дробной свирелью капель
Вечность об край весов точит на ощупь скальпель
Переведи судьбу стрелками на двенадцать
Йорик устал в гробу челюстью мерно клацать
Ветер застрял в трубе воем осыпав звёзды
Трещинкой на губе летние грёзы/грозы
_
13.07.2009
"Император"
...Тебе время отмерило сорок лет лихих,
И триумфов и бедствий напополам,
Вечный город не вспомнит твои грехи,
И побед не вспомнит.. Да что уж там...
sammyboy 16\\05\\2009
***********************************
Только город вечен. Увы - не мы.
Ты плевал невзгодам всегда в лицо.
Зарекись навек от сумы, тюрьмы.
Исчерпай под край жизнь. Заподлицо.
Колесо истории... Что уж там...
Вспять не повернуть, да не прокрутить.
Сорок лет /немало, хвала богам!/
Император вправе до дна испить.
Подбирает время к замкам ключи.
От забвенья средства уж не ищи.
Будет юный ритор всю ночь учить
О тебе легенды, давя прыщи...
_
16.05.2009
Я родился не здесь, но люблю этот маленький город,
Совершенно особенно пахнущий детством и светом.
Хоть ровесники мы - только я лишь старею /ты - молод/,
Отражаясь в тебе дорианово-грейским портретом.
По утрам я с разбегу ныряю в течение улиц.
И тотчас же мне в уши кидают свои позывные
Воробьи с самомненьем орлов и несущихся куриц,
Философским "чириком" внушая азы прописные.
Убаюкал себя под шуршанье метлы старый дворник,
Призадумался слёзно о чём-то /незыблемо-вечном/.
Вижу даже без слов - он влюблён в этот ласковый дворик,
Ежедневно до боли знакомый ему бесконечно.
Покидаю тебя. Возвращаюсь обратно - под вечер.
По сиянию глазок лукавых огней, фонарей -
Я уверен на сто, что ты искренне рад нашей встрече,
Обними же меня тёплым шумом листвы поскорей!
Но схожу потихоньку с ума - снится лакомый отпуск.
К сожаленью, не скоро /вдали уголочек забрезжил/.
К солнцу, морю, песку - выдай, город, мне месячный пропуск!
Как Отелло, ревную /до слёз/ к тебе праздных приезжих.
Завтра лето отправится в свой зноем выстланный путь,
Превращая тебя с каждым днём в вулканический кратер.
Только ночь освежает. Но вновь не даёт мне уснуть
Переругань бомжей, потрошащих дворовый альфатер.*
_
25.05.2009
*альфатер - в нашем регионе, изначально, - фирма, занимающаяся установкой мусорных контейнеров. Со временем стало именем нарицательным. На местном жаргоне и в данном случае - мусорный контейнер.
В городе N
В городе N тихо плавится лето, обрывки снов унося с собой.
Дни, как подкинутая монета, в руку ложатся не той стороной.
Ты затерялась в своих вокзалах, в рифмах, в отчаянных виражах…
Те, кто когда-то – на пьедесталах, ныне и присно – забыты. швах.
...........................................................................................
Ирина Василенко.
http://www.grafomanam.net/poems/view_poem/102936/
********************************************************
Зной выплавляет из солнца монету, грубо чеканя для ставки на кон
в странной игре между тенью и светом, полунелепой с обеих сторон.
Мы в лабиринтах горячечных будней бьёмся о рифы невидимых стен/
дней, чередой вязко-липнущих студней, давящих на' сердце города N.
Вылито масло елеем, а слёзы... Аннушке плакать уж нечем, поди?..
Счастье [продукт с ароматом фруктозы] тает, как только начнутся дожди
в нашей душе, провоцируя Ноя строить ковчег бутафорский для сцен
театра, абсурдом своим – пеленою – застящим призрачность города N.
В сказках ночных нет здесь равного Каю... Мальчик, не пробуй, а лучше поверь –
гордости Герде хватает – аж с края льётся. Малыш, аппетит поумерь!
Волны, взахлёст омывая кораблик, вновь вызывают критический крен –
молится сказочник [крибле плюс крабле] стоя на паперти города N.
Горький немыслимо вкус Зазеркалья всё же послаще, чем мир за окном –
рожицы корчащий, вслед зубоскаля, словно зловредный напыщенный гном.
Провинциально-привычным коктейлем впрыснуто зелье в течение вен,
вскользь заражая поддельным весельем сумрачных жителей города N.
_
01.07.2009
«Ах, боже мой, что скажет Герцогиня!
Она будет в ярости, если я опоздаю!
Просто в ярости!»
Л.Кэролл. "Алиса в стране чудес"
*********************************
Вставай, Алиса! Поздно спать!
Ведь Герцогиня будет злиться,
Коль не успеем мы догнать
Златую солнца колесницу.
Светило – шерстяной клубок –
Обвит лучами рыжих ниток.
Налит огнём румяный бок –
Созрел божественный напиток!
А лихорадочный закат
Уже нас делает другими:
Давай из лужи свет лакать,
Упав коленками нагими
На горизонт бурящий тракт!
Полушутя, полувсерьёз...
Алиса! Что опять не так?
Тону я снова в море слёз.
Ну что ты, девочка моя…
Ведь, это я – твой Белый Кролик!
Я знаю тайны бытия.
А хочешь, рассмешу до колик?
И твой хрустально-звонкий смех
Взметнётся ввысь и эхом сгинет,
Чуть ускоряя солнца бег,
Внушая ярость Герцогине...
...А сказки смысл туманно-зыбкий
Нам не оставил ни черта!..
Лишь только ямочки улыбки
От пост-Чеширского кота...)))
_
14.05.2009
Впилась острым осколком ревность.
Проклинаю навзрыд свою глупость.
Волчьим воем порву повседневность
И нарвусь на ответную грубость.
А у ревности глазки - кошачьи!
С плоско-вытянутыми зрачками...
Рассчитаюсь "под нолик" - без сдачи,
Подытожу черту каблучками...
Напастись бы сердцами мне - дюжиной!
Не латая рубец - в мусор выкинуть.
С чистым, розовым и отутюженным,
Снова нечто подобное выбрыкнуть...
_
07.04.2009.
Наяву - увы, не бог я... Ну и пусть
Не зависит от меня теченье рек,
И рассвет за горизонтом - так далёк…
К снам ушедшим ни за что я не вернусь -
В них иллюзии, растаяв, словно снег,
Мутной жижицы оставили потёк.
Открестившись от всего - поставь кресты -
Вехи точек невозврата к старым снам…
А по полу, где разбросан всякий хлам,
Оживляясь сквозняком, ползут листы
Со стихами, что рассыпала весна -
В плюс к бессоннице мне, с горем пополам.
Хоть на йоту - стань немножечко мудрей,
С сердцем настежь, если хочешь видеть, как
Перекрёстки спят, политые дождём,
На тарелках из брусчатых площадей
Улиц города, надевших чёрный фрак
Летней ночи в вальсе с каменным вождём.
_
04.07.2009
Туман, клубящийся симптом
всех наших страхов в стиле Кинга.
И лисий воротник пальто,
и шерсть на холке вздыбит книга
сырой погоды. Посмотри,
когтистый ужас тянет лапу,
и что-то щёлкает внутри,
и подрывает где-то клапан...
Ты, зажимая в глотке вопль,
бежишь по улочкам-траншеям,
полузадушено-живой
от мнимых щупалец на шее.
_
Вот, сидит-тоскует, вздыхает снежно:
никому не нужен, себе тем паче;
раз в году лишь вспомнят зимой, а между -
хоть бы кто… и плачет…
Мятая шубейка, изношен посох,
в бороде – капуста, солома, щепки…
Всё в избёнке старой неладно, косо;
на дверях – дощечка:
«Дед Мороз», и кто-то в корявых скобках
приписал «Алкаш», что, по сути, верно -
он чертей зелёных уж видит, год как…
Снег струится вверх, но
подползёт декабрь и дышать полегче
станет деду. В среду прибудет почта.
Есть в конвертах то, что его так лечит –
славный детский почерк…
_
Ощущение – продрог.
Звякну ложечкой по чашке,
чай налью под ободок,
раскушу сухарь вчерашний.
Чокнусь с зеркалом:
- Дружок,
с днём рождения!
Не кашляй…
Не прошедший ста дорог,
не постигший слова «Бог»,
и на вид - убог, дурашлив…
Мельтешение в глазах -
тройки крутятся,
семёрки…
Очень жалко, нет туза.
Очень жаль, что руки мёрзнут.
Коньячок?
Так я же – за!
(дорогооой Семён Семёёёёныч…)))
Если вдаль взглянуть назад -
я уже минул родзал,
запелёнат, крепко свёрнут…
Приглушённые огни
разгораются не сразу.
После третьей, где-то,
мир
брызнет радужным окрасом,
будто б Ангел вдруг возник
со словами:
- Вiльна каса!
Давки нет, толпы, возни…
Хочешь, гамбургер возьми,
вроде некого аванса…
Три и семь…
(да где ж тот туз,
где его собаки носят?!)
Этот возраст мне кургуз,
жёлт и слякотен,
как осень.
Молока горчащий вкус
в перезрелом чуть кокосе…
Много цифр, да счётчик пуст.
Я себе, наверно, снюсь,
мне от силы, может – восемь…
_
Воздух сгустился, как сливки коровьи. Солнце (б)ликует в разбитом пенсне.
Клетчатый странник, задира Коровьев, ну, расскажи мне - ты виделся с ней?!..
Рыжая так же? И смех звонко-хрупок? Рад! - мне казалось, что вечный покой -
это, как в телек уставиться тупо и зачарованно чавкать попкорн...
Как её милый, нелепый избранник? Строчит ли новый великий роман,
или, луною измученный крайне, бредит невнятицей, будто бы пьян?..
Что там ваш тёмный хромой повелитель, метит по-прежнему в кресло Его?
Это утопия, блеф... Не дразните силу всевышнюю брызгами волн!
Где Бегемот, озорник и проказник, шут при дворе в ипостаси кота?
Должен признаться, что, сколь и не разны, славная парочка вы - ещё та.
Как не хватает вас! Неоднократно чёрта упомнишь в сердцах - таковы
полчища наглых чинуш-бюрократов разных инстанций (не только Москвы)…
Время прощаться? Зашёл на минутку? Что ж, всем поклон, а особый привет -
Автору книги, чей свет не минует каждую душу, растущую вверх.
_
И цокали упруго языками,
и восхищённо брызгали слюной…
А у меня на сердце, из-под камня,
кудрявясь, цвёл сомнения вьюнок.
И мне твердили: это страдивари…
Но как-то голос был её фальшив,
и звуки ничего не задевали,
ну, ни единой струночки души.
И я смущённо вышел в слякоть улиц,
и проходя подземный переход,
там увидал, как музыку живую
старик из дряхлой скрипки достаёт.
_
***
Эта жизнь - такая хиросима!..
Воздух с пеплом смешан терпким ядом.
А в глазах Любви лукаво-синих
зреют мегатонные заряды.
И рвануло б, стало бы полегче.
Не ногами - сердцем к центру взрыва
устремиться, подобраться, лечь и
заплестись, как солнечная грива.
Лишь бы мы смогли дождаться жатвы
всходов зёрен ядерных зарядов,
только бы сумели продержаться,
друг за друга уцепившись, рядом.
Эта жизнь - такое нагасаки!..
Погляди, как нас свинцово плющит.
Мы не заслужили наказаний,
просто жизнь пытались сделать лучше…
_
Ты разрушил, смеясь, свой искусственный мир, а теперь разрыдался над грудой развалин... Обернись, ощути, разгляди хоть на миг, где пошла твоя жизнь под откос, и сама ли? Отдышись, разожми побелевший кулак, выбрось смятые клочья от перьев Жар-птицы – той, которую сам упустил(ой, дура-а-ак…), не способный нисколько отважно влюбиться. Вспомни случай, когда беззаботным щенком совершил свою первую сытую подлость, и скулившую совесть отбросил щелчком из души, и оставил там чёрную полость. А у чёрный дыры - чёрный глянцевый спектр, преломляющий самые мощные призмы. Мальчик вырос, трусливою злостью воспет, и своим среди злобной трусливости признан. Вот откуда растут всех несчастий рога (отражение в зеркале чуть козлоного). Как же больно принять, что твой мир – суррогат с заменителем чувств, «идентичных во многом…»
И теперь ты стоишь над шипящей золой, поливая обломки иллюзий слезами…
Бог с укором качает тебе головой, выводя жирный «Неуд» за жизнь как экзамен.
_
Хоть иногда становиться тобой…
Как это явно идёт мне на пользу -
слушать журчащую в сердце любовь,
ждать, когда доверху этим наполнюсь.
Всё, превращаюсь, размыты черты:
я - это ты, с одиночеством в сумме.
В минус соскоблен налёт черноты
дней, когда, помнишь, наш мир обезумел.
Я - это ты, прикасаясь к лицу,
пальцами впитывать сонную нежность,
снова влюбляясь, кружить по кольцу,
зная, что боль, как итог, неизбежна.
Память - мы греемся в ней - этот свет,
как от звезды, что когда-то исчезла,
плавит-сжигает нас всё ещё, сверх
всех ожиданий - всецело и честно.
_
Жаль, что ангелы не могут
Неисправность эту сами
Починить, а люди мокнут,
Шмыгают носами.
Был бы хоть один сантехник
Наверху, пускай поддатый,
Он бы за копейку денег
Выручил крылатых.
Уж молчу я, что за шкалик
Преобычнейшего зелья
Он от грязи, зла, фекалий
Вычистил бы Землю…
.
Ни о чём никогда не просил, но теперь я
Не смогу, не сдержусь, не стерплю:
Подари мне, Господь, аистиные перья,
Красной охрой раскрашенный клюв.
И клочок голубой первозданного неба,
И белёсую рябь облаков,
Чтоб на миг ощутить, хоть разок, хоть во сне бы:
Вкус полёта – на вкус он каков?
Свить гнездо мне позволь с аистихою ладной
На одной из соломенных крыш,
Тихо тая от нежности, ждать, когда славный
Подрастёт аистёнок-малыш…
Пусть банально, но стать хочу символом счастья,
Мир укрыть серебристым крылом…
Знаю, птицей не быть никогда, но сейчас я
Размышляю совсем об ином…
_
Молвил: «Брюс, ты будешь всемогущим.
Станешь, как и я – святым и вещим.
Это же легко – как семки лущить!
Всё, взлетаю! В самолёте вещи…»
Ошалевши, наблюдал, как в точку
Превращался божий аэробус…
Плёлся - белоснежную сорочку
Обменять на стираную робу…
В общем, дальше помню всё туманно:
Землю мыл, как Авгия конюшню;
Высь небес снабжал сладчайшей манной;
Солнца диск гонял по небу клюшкой…
Выжатый, очнулся на закате.
И в лицо моргали фонари мне…
«Как обычный день мой? Понял? Хватит?» -
Надо мной склонился Морган Фримен...
_
Это вам только кажется, я –
Неприметный, задумчивый, тихий…
Но когда-то пиратами лихо
Верховодил с кормы корабля.
Это только мне чудится, что
Я серьёзен, солиден, заслужен…
Но во сне вновь гоняю по лужам,
Затевая всамделишный шторм.
Как реальность безмерно скучна, –
Я прошу, хоть в мечтах, понарошку,
Помани меня полным лукошком,
Земляничного детства страна!
- Папа, папа, пойдём погулять
В зоопарк, просто парк или к морю!
Я иду, ни секунды не споря,
И два мячика катит Земля.
_
Тенью день ползёт по стенке,
Копошится рядом жук.
Я не спорю всуе с тем, кто…
Я в тени себе лежу.
Солнце спрячется за горку,
Жук укроется листом.
Мне комок подкатит к горлу…
Слёз не лью, лежу пластом.
Ничего мне не приносит,
Не уносит новый день.
На дворе, пожалуй, осень -
Потому лежу в воде.
Снег. Ни холодно, ни жарко…
Детвора резвится - жуть.
В Новый Год не жду подарка,
Ничего уже не жду…
Время сыпет годы-листья,
Не меняется одно:
Я лежу, гнию без смысла,
Человек, чурбан, бревно…
_
Бей, грызи, пей волчье молоко,
Ты ведь и сама, как та волчица.
Здравствуй, настоящая Маккой!
Дерзкий взгляд, упрямые ключицы.
Ты так нестерпимо хороша,
Стройную блондинку красит чёрный.
Чует твоя нежная душа,
Как скулит заплаканный волчонок?
Этот банк нельзя тебе не взять.
Сейф закован в бронебойный панцирь,
И струится с губ твоих азарт,
И кураж стекает с тонких пальцев.
Это шоу для тебя одной.
Так легка, подвижна, виртуозна…
Враг заворожён тобой, Маккой,
И когда очнётся - будет поздно.
Подлецы проучены сполна,
К ним не льёт с небес на шару манна…
Слышит лишь сообщница Луна,
Как тебе сынишка шепчет: Мама...
_
Я проскочил свой поворот, свернул не целясь, наобум,
и в ночь вошёл. Её порог был там, где лунный серп набух.
И звёзды сыпали капель слезинок из лемурьих глаз,
в бокал полуночи - коктейль, и млечность в шейкере тряслась.
А бармен, странно бородат, болтал невнятно сам с собой,
ваял миры и города, и в кружки сцеживал любовь.
По-стариковски слаб в руках, он, еле унимая дрожь,
за то подчас себя ругал, что мир случался нехорош.
И лопался негодный мир хлопком ладоней, как пузырь,
и брызги падали в камин, и пахло сыростью грозы.
И я задумался о том, каков он, мир, где мы живём,
а ночь мурлыкала котом творцу о чём-то, о своём.
И тихо, чтобы не мешать, я развернулся на носках,
и вышел вон, ускорив шаг. И догнала меня тоска…
_
Лучше просто бы он спал, так нет же - лезет
По отвесной вверх скале, грозя сорваться
И упасть на частокол торчащих лезвий
Совершенно не картонных декораций.
Лучше просто бы он стал обычной пешкой,
Принесённой невзначай кому-то в жертву,
Нет же - прётся на Олимп дурацки пеше,
Сквозь игольное ушко вулкана жерла.
Хорошо как быть героем-одиночкой!
Только если не заглядывать в сценарий,
Где какой-то идиот поставил точку,
А массовка рукоплещет и стенает.
А массовке это даже в наслажденье -
Помочиться на цветы его могилы.
Он зубами вслед скрежещет каждый день им:
Как же, суки, вы посмели, как смогли вы...
Вновь на площади сегодня фейерверки.
Я случайно там прошёл, и я увидел,
Как вздымает обречённо руки кверху
Новый глиняный герой, безликий идол…
06.09.10.
И будь умнее раз во сто
всех мудрецов эпохи Мин,
я б исповедовал восторг.
Аминь.
.
Дорогих не надо бус коралловых -
Письмецо б, где буква каждая мила...
Мальчик всё пускал, пускал кораблики;
Девочка ждала, ждала, ждала…
Верить в сны, устало горбить плечики,
Есть разлуки чёрный горький шоколад.
Кресло, кот и плед любимый клетчатый…
Боже правый, как она ждала!
Как мечтала!.. Вспенятся закаты и
Встрепенутся парусами алых луж,
И вернётся мальчик в час загаданный,
И из сердца вынет ей иглу…
Всё молилась глупенько, наивненько:
- Милый Боженька, пожалуйста, прости…
Просто всё вокруг покрылось инеем,
Просто не осталось больше сил…
Как-то, Бог был чуден настроением -
Чудеса на Землю сбрасывал с утра…
- Девочка, проснись, беги скорее - там
Мальчик с корабля спускает трап!
И над головой его (просила ведь?)
Расплескался парусами алый цвет.
Это не закат - угасшим символом,
Девочка,
а сказочный рассвет...
_
И в мире моём по утрам вместо гимна
звучит «Only You» незабвенного Пресли,
пусть даже весь мир окружающий гибнет, -
он будет звучать без каких-либо «если».
В стихах без названья предчувствуешь смутно
всю боль, что не сможешь, увы, миновать ты,
но надо ли тут объясняться кому-то,
искать оправданий, казнить виноватых?..
Как раб на галере к веслу ржавой цепью,
я мысленно сам приковал себя строчкой
к бумаге, где рифмы рождаю бесцельно.
И утро уже… И, наверное, точка.
In response to: Рукавишникова Юлия "Стихи без названья" http://www.stihi.ru/2010/07/29/5854
Я из породы рыб-людей.
Я ненормален? Да, пожалуй:
мне ненавистны схемы, где
всех нас, как будто бы зажали
в тиски стандартных рамок, и
пророчат жизнь селёдок в бочке,
а ведь когда-то мы могли
летать, как птицы. Больно очень,
до вопля рыбьего, до слёз,
до пузырей кровавой пены
на жабрах, на губах. Я злость
впитав к шаблонам неизменным,
однажды вырвусь, прошмыгну
и выберусь из душной стаи
консервных братьев, души дну
продавших, и никто не станет
пытаться сдерживать меня:
я в пыль, я в прах сотру любого...
И право жабры променять
на крылья
вымолю у Бога.
_
Ты воскресла, я умер.
Догадайся поди,
в этом гвалте и шуме,
кто кого где родил.
Ты звезда Вифлеема,
я - космический мрак.
Путь наш вылижет племя
гончих псов и собак.
В клочьях шерсти и лае
не грусти, не горюй.
Вон, Земля голубая
в рыжих пятнах...
_
Дарю.
Жарко, жарко, очень жарко. Я б расплавился, но жалко -
будет приторно и липко. Мне бы спрятаться улиткой
в стылый домик ледяной.
Солнце жарит шкварки нервно, зной, как пот роняя с неба,
всё на нас летит, конечно, превращая в ад кромешный
сей мирок, и так дрянной.
В горле жжётся, как крапивой. Эх, холодненького пива
дайте, дайте срочно выпить, а не то завою выпью!
Мнится в инее бокал…
Где ж возьмёшь, вокруг жара лишь, дождь и тот с утра зажали.
Тучки скрылись восвояси, небосклон тоскливо ясен -
он грустит по облакам.
Что творишь ты с нами, лето? Всё мы видели, но это
чересчур уже, пожалуй: к дням с расцветкой «побежалость»
сложно как-то привыкать.
Вот бы к Снежной Королеве на часок сходить налево -
прокричать ей в гулком замке: «Выходи, встречай, хозяйка!
Что, узнала? Я твой Кай!»
_
Они там причитают в шутку
(старушки, чёрт бы их подрал),
а здесь в душе льёт ливень жуткий,
и в сердце чёрная дыра.
Господь пером своим по кальке
бумагу мира расчертил,
где мы практически зеркальны
бездумным действиям светил.
.
Ты всегда так мечтала стать истинной ведьмой,
С дерзким блеском в глазах и неистовым нравом,
С ветром в космах волос, отливающих медью,
Соблазнительной в платье любом, даже рваном.
Наконец-то свершилось – ты в дьявольской свите,
Даже там выделяясь из общего фона.
Дело времени лишь, чтоб хозяин увидел,
Оценил твой характер, граничащий с фолом.
Дальше – больше, теряю твой след совершенно.
Ты в верхах, я же – бес, зауряден пошибом.
Недоступен, жаль, выход с верёвкой на шее:
Я бессмертен и это чертовски паршиво…
Пять веков пролетят, словно филин над лесом,
Задевая крылом лунный свет и деревья.
Дряхлый бес бел, как лунь, но всё также у беса
Тлеет в сердце огонь, хоть немного, но грея.
Ты скользнёшь меж стволов, но заблудишься в чаще,
И подумаешь: «Как же здесь всё изменилось…
Вот и он – у ручья… Он, такой настоящий,
Мой любимый, единственный, преданный, милый…»
Я мгновенно тебя узнавал среди сонма,
Словно сёстры похожих, русалок и мавок…
А теперь мне плевать.
До свидания, сон мой!
Пять веков это, знаешь…
Не так уж и мало.
_
Вам это кажется кошмарным?
Всё в общем верно, как бы… Но,
Друзья, вы не смотрели явно
Одно Великое кино!
Что предстояло, то свершилось:
Никитой созданный шедевр,
Мозги тестирует на вшивость,
Возьмите сцены, например,
Где светит задница, простите,
На весь, практически, экран…
Где белоснежность голых сисек
Солирует на фоне ран…
Вот, вы воскликнете: «Безвкусье!
Из пыльных гусениц рагу!»
Ответ неправилен. Искусство
В большом пред барином долгу.
В усы запрятавши ухмылку,
Художник, баловень, артист,
Как террорист, взымает выкуп
за фальш-ура-патриотизм.
А мне совсем не жалко денег,
Мой ум ценнее, чем рубли!
Кого-то краешком заденет,
Кого-то может и убить
Сама чудовищность попытки
Об память ноги вытирать.
С премьеры, измождённый пыткой,
Идёт, ругаясь, ветеран…
* строки из стихотворения А.С. Пушкина "Возрождение", 1819
Написано для конкурса на http://uasvoboda.com/
Да будет утро!
Пусть запах кофе
щекочет ноздри,
дразня уста...
А что невзгоды?
Да я в них - профи!
Но знаешь, детка,
как я устал?..
Твой шумный город
опять голубит;
жаль невозможно
влюбиться вновь
в брусчатый профиль,
глаза и губы
под черепицей
из детских снов.
А что нам вечность?
Кружись, меняйся,
желтей, как листик -
осенний спам.
И поцелуем своим пьяня,
всех
Господь однажды
уложит спать...
Но это будет,
ура, не скоро,
пока же - кофе и лень.
С утра
котом мурлычит
под боком город,
врачуя затхлость
душевных ран.
_
Читать потрёпанный словарь,
пытаясь скрыться от бессонницы…
Тебя б в ключицы целовать,
так нет же, тянет вечно ссориться.
Сто тысяч раз насквозь пройдя,
изрешетить любовь, как свёрлами,
чтоб после, в капельках дождя,
мир отражался перевёрнуто.
И всё что нравилось в тебе
признать гримасой сумасшествия,
и в памяти табличку «Бред»
подвесить памяткой вошедшему,
о том, как тщетно возвращать…
о том, как глупо возвращение…
И ждать, что где-то к букве «Щ»
Морфей дарует нам прощение…
_
.
Сумасшедшая в оранжевом берете,
воспалённое дыханье горячо…
Как - о ком я?!
Да помилуйте, - о лете!
Сумасбродка, нимфоманка,
а ещё
дама яркая,
но вязкая, как лава,
изнурительна,
как чтением - Талмуд,
пообщавшись с ней денёк, почуешь слабость,
ведь она же пьет все соки,
плюс к тому -
поразительно сварливая особа,
всё не то, не так - капризов миллион…
Есть нюансик в отношениях.
Особый.
В детстве, помнится,
я был в неё
влюблён.
_
Вот, росчерк молний - вензель Бога
всевышним штампом в бланке неба.
Наряд на влажную уборку
вручён погоде. Та от гнева
зашлась в раскатах кашля грома,
пугая кошек, сны, прохожих…
И первой каплей - самой громкой -
вонзился в стёкла дождь. Похоже
на выстрел. Впрочем, дальше хуже -
идёт пальба со всех орудий,
бурлят-шипят воронки в лужах,
а тучи напирают грудью
на город, что в испуге стонет,
под страшным шквалом погребённый.
Он стар и дряхл, он слаб в ладонях,
но чист, как маленький ребёнок.
_
.
Дик мог бы и сам, но стесняется дико
И просит соседа - тому всё равно:
Назавтра с нелепым букетом гвоздик он
Идёт приглашать Клементину в кино.
Всё выглядит так: «Cлушай, Клем, тут есть парень…
Он очень тебя… Вот, билет и цветы…»
Но девушку это не слишком-то парит:
«Плевать мне на Дика!.. Мне, Крис, нужен ты!..»
Как будто в спектакль с нереальным сюжетом
Мгновенно актёром устроился Крис -
На главную роль, вскользь отметив при этом,
Что, в сущности, жизнь - это полный сюрприз!
Недолго противясь капкану инстинкта,
Он пробует вкус Клементининых губ.
А совесть слегка повозилась и стихла,
Шепнув про себя, что хозяин не глуп.
…Средь скомканной, сброшенной наспех одежды
Рассвет прорисует букетик гвоздик…
И выблюет где-то остатки надежды,
Впервые напившись, застенчивый Дик.
_
Ты так мила, что сразу же все звери
из диких превращаются в ручных,
когда случайно еле скрипнешь дверью,
спеша в чудесный сон - проведать их.
Ты так нежна, что солнце, воздух, ветер,
цветы, деревья сказочной страны
в тот образ твой, который чист и светел,
так искренне безумно влюблены.
Ты призрачна, как капелька на листьях
дождя из слёз, что льёт моя печаль.
Не исчезай, прошу тебя, Алиса!
Ведь в 7-00 заварит Шляпник чай…
_
Откликом на http://www.grafomanam.net/poems/view_poem/151209/
Астрид, прости…
В левом ухе жужжит… Карлсон, сволочь, отстань и
хватит пудрить мозги пожилой милой фрекен!
Твой пропеллер порвал мою душу навеки -
Кто б сердца изобрёл с нержавеющей стали?!
Чтоб не смялись ничуть при ударе о лопасть.
Чтоб не брызнула кровь из пораненной плоти…
Сядь скорее, негодный мальчишка, напротив.
Хочешь плюшек? Так вот они – жри!.. то есть, лопай…
Ты прости за сумбур, что командует мною:
вместо правды «люблю» часто вру «ненавижу».
Весь лимон моих чувств к тебе досуха выжат…
Ты заметил, что я крашу волосы хною?..
Как багровы сейчас небеса над Стокгольмом.
Хрипло песни тревожные каркает ворон.
Где-то нож неслучайно валялся здесь… Вот он!
Боже мой, я не знала, что будет так больно...
Карлсон, Карлсон… моё наказанье… награда…
Странный отблеск мечтаний, навеянных снами.
Невозможно, чтоб кто-то стоял между нами.
Я убью Малыша…
Не хочу, но так надо.
_
Вырезать с корнем и выбросить чёртовы жабры!..
Только усталость - ни капли желаний, ни сил…
Педро Зурита, ты стал исключительно жадным,
Помнишь, на что ты вначале меня упросил?
Пару жемчужин, и то - чтоб покрыть все издержки…
Скоро на тонны пойдёт этот дьявольский счёт.
Стар я и сломлен, а был ведь влюбленный и дерзкий.
Время струится с висков, а по жилам течёт
Тёплый коктейль: кровь, текила, джин, бренди и виски -
В этом одно утешение... Знаю, не прав…
Где-то испорчен боёк высекающий искры,
Ветром развеяна память большого костра.
Умерли оба отца - Бальтазар и Сальватор.
Есть ещё третий, и имя ему - Океан,
Брови из пены насупив, глядит виновато:
Сын превратился в посмешище - жалок и пьян…
Крахом иллюзий сполна всем воздастся по вере.
«Боже небесный, я так виновата, прости…» -
Шепчет неслышно кабацкая блядь Гуттиэре...
Вырезать жабры... Успеть дописать этот сти.......
_
Тут есть от «всё» до «ничего».
А батареи топят чувством.
Здесь подсознание не пусто -
внутри оно начинено
всем, что «хранить нельзя забыть» -
знак препинания проставь и
открой заре навстречу ставни,
вчерашним днём по горло сыт.
...А вечером, нырнув в закат,
мой дом глотнёт поглубже воздух,
и стихнет боль, что ныла возле
височной доли чердака.
.
Ничего не приходит на ум.
Ум - планета, которая спит.
Спят на ней всевластители дум,
погружённые в дрёму, как в спирт.
Здесь, как будто, никто не живёт -
заколочены лазы-ходы.
От остатков былого - жнивьё -
пепелище, струящее дым.
Паутиной давно заросло
всё, привыкшее течь и журчать.
Пыль, как снег, но не тающий слой.
Птицы пели когда-то... Молчат.
Воем навзничь свалить тишину
можно, только ли будет в том смысл?..
Спать детей уложив и жену,
ускользну за бессонницей ввысь.
Подставляя под ветер башку,
тщетно выгнать весенний дурман.
Ничего не приходит на ум...
Как бы выжить с такого ума?..
_
Умножая добро, множишь зависть и скорбь -
Эта ноша в мозгах, как свинец тяжела.
Затуши искры глаз, плечи мощные сгорбь,
Извлеки суть квадратного корня из зла.
Отними теплоту, интегрируя боль.
Подели всё на ноль, кто сказал, что нельзя?!
Взять судьбы логарифм пожелаешь? Изволь -
Твой гамбит будет с жертвой души, как ферзя.
Возведи смертный грех смыслом жизни в квадрат.
Просуммируй, чертой подведя «итого»…
И на паперти смерти у адовых врат
Клянчи милость владельца копыт и рогов.
_
Зря стараются, я всё равно укушу
Этот пухлый, румяный, горячий бочок…
Что за визг?! Как не стыдно устраивать шум,
Раздуваясь мехами обиженных щёк.
Расцелую веснушки все – я же шучу!
Это нежно любя, ты ведь знаешь само.
Просто всплыло в прибое нахлынувших чувств
То, как бредил тобою колючей зимой.
.
Возврати меня обратно, я соскучился ужасно.
Подари мне это время, я забыл его давно.
Жизнь стремглав летит с откоса обветшалым дилижансом,
как в, каком уже не помню, старом выцветшем кино.
Будь добра, подруга-память, дай мне то, что сердце просит.
И не так уж это много - тридцать с лишним лет назад:
там, где буйным русым кудрям незнакомо слово «проседь»,
там, где все меня шутливо называют – «Егоза!»
Где тепло, светло и ясно, невзирая на погоду -
просто пасмурность не входит и не прячется в душе.
Где, зажмурившись от солнца, пьёшь за три копейки воду…
Я-то думал, счастье - взрослым быть, а счастлив был уже.
Где смешные молодые - папа, бабушка и мама.
Где сестрёнка только будет, но ещё не родилась.
Где зелёный двор уютней и просторней самых-самых
райских кущ, где мы, мальчишки, вечно по уши в делах.
Где, набегавшись до ночи и не чуя ног, устало,
возвращаюсь - сто раз звали, тут уж надо… спорь, не спорь…
Мама спать меня положит и укроет одеялом,
и прошепчет еле слышно: «Да хранит тебя Господь…»
_
Игры кончились… Game is over…
Время камни вразброс итожить.
Мы друзья… нет, враги по крови,
Что почти что одно и то же.
Поминальные мессы служим,
Под иконами ставим свечи…
Ты отраву кладёшь мне в ужин,
Я напалмом сжигаю вечер.
Зеркала не нужны - не трудно
Мне тебя отражать стократно:
Уносящийся оклик - «друг мой!..»
Возвращается эхом - «враг мой!..»
Боль умножится болью. Резко.
Не надейся уйти, исчезнуть:
Мы с тобою - орёл и решка
У монеты, летящей в бездну.
Поле битвы хоронит тайну.
Победитель навряд ли «в плюсе».
Вне игры - это там, за гранью
Сердце греющих вскользь иллюзий…
_
Навеяно этим:
http://www.stihi.ru/2010/03/18/7845
Пули мифа навылет кризис среднего во
Фамильярно на вы ли догоняет плевок
Рой шипящих согласных к нёбу в небо уста
Разевая напрасно благодетель устал
Взять испугом на приступ манна свыше еда
Нам отныне и присно тесны клетки Е2
Но едва ли а может впрок права подкачать
Пригибается боже от удара мяча
_
Избегать повседневности вылазкой в сны -
Сам себе оберег, сам себе талисман…
А у неба ободранный вид не_весны,
И распоротой дыркой зияет карман
Из которого падает дождь, то ли снег;
Весь крошась, высыпается стылый мороз…
Ты опять убегаешь, скрываясь во сне
В изумрудностях города странности Оз.
Ах, какая же там неземная весна!
Воздух спел и румянен, и кажется, что
В нас намного реальнее в этих не_снах
Проникает любовь, умножаясь на сто.
_
Небосклон не так уж прочен -
Гвоздь прибить и то проблемно,
Потому-то каждой ночью
Звёзды падают на землю.
Днём похожая картина:
Всё от ужаса трясётся -
По небесной паутине
Ввысь карабкается солнце.
Балансирует на грани.
Хоп, сквозняк - кувырк, скатилось…
Стынет в лужах под ногами
Конопатое светило.
Мне не трудно, я не гордый,
Вроде мелочь - вам приятно:
Сдую пыль и солнце, звёзды
Зашвырну наверх обратно.
:)
_
Здесь даже воздух слыл покорным.
Но взбунтовались зеркала,
Из амальгамы вырвав с корнем
Тоску, которая лгала.
За ними встрепенулись окна,
Ворвался в комнату сквозняк,
И он опять вернуть помог нам
Тепло каминного огня.
Проснулись все часы внезапно:
В гостиной, в спальне на стене…
И был их бой подобен залпу
Старинных пушек в мир теней.
И замок наш вместил под своды
Седьмое небо в облаках,
Где ощущением свободы -
В моей руке твоя рука.
Мы до утра с тобой отпустим
Поводья, сны, печаль и слуг
И на закате цвета грусти
Войдём тихонечко в весну.
_
Прежде чем уйти и кануть,
растеряться,
растерять,
сохранись в зиме на память,
как в кусочке янтаря.
Лет так сто
шмыгнёт в окошко,
ты воскреснешь,
отогрет
в детской маленькой
ладошке.
Ты проклюнешься на свет,
и протянешь к солнцу листья,
и расправишь стебелёк.
И в природе,
вдруг,
осмыслишь
всё величество её.
_
Тьма долгожданная манит, тревожит.
Месяц монеткой сияет, точь-в-точь.
Смолкли все звуки и день подытожен,
Только уснуть почему-то не может
Город, влюблённый безудержно в Ночь.
Город, мечтая во всём ей признаться,
Страшно стесняется трепетных чувств,
И сожалеет: ему не шестнадцать,
Чтоб закружиться в стремительном танце,
Нежно к её прикасаясь плечу.
Ночь так красива… и так одинока.
Ночь очень часто рыдает дождём.
Только лишь Город, лежащий под боком,
Знает всем сердцем брусчатым, как горько
Ей, ведь и сам он таким был рождён.
Город и Ночь чуть смешны, чуть нелепы -
Оба клянут и ругают судьбу
С нравом её беспощадно свирепым.
Счастье, тем временем, горсточкой пепла,
Быстро сгорев, вылетает в трубу.
В вечность мелодия льётся крещендо,
Но не цепляется эхом за звук.
Тщетна любовь и усилия тщетны:
Камень и мглу разделяет ущелье.
Город молчит. Ночь роняет слезу.
_
Зима, как зверь свирепый, мглу
грызёт, являя прикус волчий.
Мой крик сползает по стеклу,
но молча.
Слепая ночь горчащий яд
со льдом мешает в кружке стужи,
рождая сто миров, где я
не нужен.
Мой сон метелью снежных бритв
разбит на множество осколков,
и я не сплю, я лишь убит
и только.
_
05.02.10
Навеяно этим http://www.grafomanam.net/poems/view_poem/137719/
Тишина подобна пытке
Белоснежность давит болью
Семь врачей надежд вчерашних
На тебе поставят крест
Эти жалкие попытки
Отпустить себя на волю
На корню срезает стражник
И кладёт виском под пресс
Станешь ты вчера безумен
Коли завтра был помешан
Это просто день сегодня
Не заладился с утра
Что легло осадком в сумме
Унесёт такой-то леший
На горбу в свои угодья
Увязая в липкий страх
Пролетая по над между
Очертаний гнёзд кукушек
Напоследок вспомни детство
Ощути себя гусём
Сбросив тело как одежду
Исчезай туда где лучше
В мир без стен, печалей, бедствий
Вроде собственно и всё
_
Ты можешь его проклинать на досуге,
Спуская с цепей оголтелую ревность,
За полуулыбку той рыженькой суке…
Но это решение будет неверно.
Ты можешь считать его редкостным гадом,
Вонзившим под сердце копья наконечник…
Но вряд ли он будет тобою разгадан,
И эта фатальность гнетёт бесконечно.
Ты можешь слепить по нему куклу Вуду
И ярость иголок насытить мишенью…
Но магия тщетна: тоска отовсюду
Вползёт леденящим удавом на шею.
Признайся себе, что по сути всё просто:
Пусть нежность к нему ты изводишь слезами,
Но снится душа его – маленький остров,
Где водятся чувства с большими глазами...
_
25.01.10
Чай с тоскою сквозь озноб. В сердце - пыль и паутина.
Королева снежных снов вяжет боль из серпантина.
За петлёй кладёт петлю - безнадёги шарф на шею.
Я смогу, сдержусь, стерплю… но без шансов, что сумею
хоть когда-то изменить эту жизнь, пускай отчасти…
Рвётся тоненькая нить -
память смысла
слова
«Счастье».
Мир окрашен в серый цвет. Каждый шаг избит, банален.
Королева веских «нет» бродит тенью средь развалин.
В лживых отблесках зеркал, преломляемый стократно,
заблудился мальчик Кай - стал бесцветным, неопрятным,
и не стоящим слезы, что роняет всуе Герда…
Снежной Вечности призыв
из кристаллов
сложен
верно.
_
11.01.10
Тошно улицам жить. Настроение: слякоть...
Ночь струит рыбий жир - жалкий повод не плакать,
Прикусивши язык /зуб бордюра в асфальте/.
Блеск луны - жёлтый цинк, вой судьбы о нефарте.
Лужи слёз на щеках отражения множат -
Сны о прошлых веках, и о будущих тоже.
Память каверзный дар: в этих снах, пьян и шумен,
Старый дворник-чудак. Он полгода как умер...
_
Жаркими жабрами, жгучими фибрами
Плавит из моря и неба слюду
Рыжеволосое чудо-амфибия,
Страшно пугливое: шмыг – только дунь –
Прячется за занавескою облака,
По-стариковски капризно ворча.
Тень удлиняется – время взахлёб лакать
Синий морской остывающий чай.
Плюхает, плещется, делано хмурится,
Фыркает – в ноздри попала вода,
Чудо-амфибия, мокрая курица,
Словно графиня лицом у пруда –
Так же изменчиво: с бухты-барахты ли,
Всем салютуя зелёным лучом,
Тонет, как будто пружинно барахтаясь
Спать в табакерку отправился чёрт.
_
Ждёт сто лет: когда же, когда восточный?..
Наконец задуло. Решает - точно
Улечу отсюда, да вот хоть ночью.
Надо вспомнить, где там припрятан зонт…
Промелькнёт: а как же они без няни?
Дети, дом, цветы, и всё-всё завянет…
Только ветер в ставнях поёт и манит:
Что ты, что ты, Мэри, - ступай на зов.
К чёрту всё! Рутина, тоска, усталость…
Если бы не ветер, тогда б осталась.
Я ведь не из камня, не из металла,
Зонт под мышку, шляпка… Беги, беги!
Но бормочет «мама» во сне мальчишка,
У девчушки бровки твои и стрижка,
Мистер Эй супругу зовёт малышкой.
Ну, куда ж без этих родимых гирь?..
_
Как возмутительно давно
не пил я осени до дна…
И вот, в итоге, мне дано;
хотя верней сказать - дана
возможность эта: сам не рад,
ведь яд осенний так горчит,
темнеет кроличья нора,
блестят на столике ключи,
но их, увы, уже не взять –
я ростом безнадежно мал.
Как жаль, что в зеркало нельзя
нырнуть, а там – вовсю зима.
Но как открыть мне эту дверь?
Непробиваемый титан…
И тает время на ответ,
и плачут часики: тик-так.
И я желтею, словно куст,
не поливаемый никем,
и склад НЗ надежды пуст,
и еле слышно вдалеке
звучит, заезженно высок,
мотив элегии Массне.
И что-то холодит висок…
Но это, к счастью, первый снег.
_
Что ты, куда ты?! Одумайся, младший брат!
Мир за окошком оскалился, словно хищник.
В пыльной коробке, где нас уложили в ряд,
Свет абсолютно лишний.
Только представь, что тебе предстоит пройти,
Вдруг пропадёшь или заживо будешь съеден…
Братик наш маленький, из двадцати пяти
Ты был отлит последним.
Олово - мягкий металл, так откуда взял
Ты эту храбрость, отвагу, упорство, стойкость?
Дух безрассудства нас всех за собою звал,
Но не ушло нисколько.
На подоконнике лишь обернись на миг,
Брат наш любимый, не терпящий лжи и фальши.
Был ты один одноногим из всей семьи,
Ну, а шагнул всех дальше…
_
В какой карман ни упадёшь -
настигнет молния-застёжка,
затем пойдёт усталый дождь
на тонких моросящих ножках
по лужам циркулем круги
расчерчивать для каждой капли…
А мне б коснуться снов других,
а мне бы роль сыграть в спектакле,
в котором радуга бежит
цветасто в небо, словно в детстве…
Растёт сценарий пьесы жизнь -
четвёртый в нём десяток действий,
и я (действительно ли тот,
кто бредил радугой вначале?)
бреду в застёгнутом пальто,
в дожде, в тумане, и в печали…
_
Не ем и не сплю, не дрожу на ветру,
Смертелен, бессмертен, сметлив вместе с тем,
Искуснейший плод человеческих рук,
Распявший создателей всех на кресте.
Земля, как большой галактический морг,
Усеяна грудой безжизненных тел,
Но где-то в развалинах бывших домов
Последняя плещется горстка детей.
Бреду на охоту, скрипят под ногой
Обломки иллюзий, осколки стекла…
Но что это? Чу! Не почудилось? Горн!
Навстречу мне строем идёт третий класс,
И громко скандирует: «Хватит чудить,
Актёр, губернатор, Шварцнеггер Арнольд!»
Мне глючит систему, летит жёсткий диск,
И датчики жизни фиксируют ноль..............
.
Конденсируешь пот,
точишь капелькой камень.
Как кровав этот спорт
под прицелами камер.
Путь к вершине для нас
пусть тернист, но единствен -
там прокрутит нам Ганс
свои новые диски.
Если шоу must go… -
рефлексировать вредно,
здесь не ценят мозгов,
лишь рекламное время.
Где возможностей нет,
всюду гоблины, орки -
нужно выгрызть в стене
хоть мышиную норку.
Зубы стёртые в пыль -
это дань результату,
всем рассеявшим пыл
вклеен лузерский статус.
Средь прошедших за грань,
ты - один из немногих.
Заходи, это рай,
вытирай только ноги…
_
Дунет северный ветер, и я разлечусь
Мириадами светлых, но грустных пушинок.
Это лето прощаться со мной поспешило,
Эта осень врастала в нас фибрами чувств.
Всё, что плавилось золотом, было, как сон,
Ночь стелилась в ладони – черна, словно метка.
Я цветок, я травинка, я рос незаметно,
Пробиваясь сквозь камни, щебёнку и сор.
Звёзды падали наземь песчинками дюн,
Море нежно светилось, и было над нами.
Ветер, как же непросто подняться до дна мне,
Потому и прошу, дунь, пожалуйста, дунь…
_
Где не жгло под сердцем, там кололо
Остриём незримого ножа...
Во дворце за мраморной колонной
Ждёт принцесса дерзкого пажа –
Надо же, осмелился негодник
Выплеснуть в лицо ей гамму чувств!..
Оттого ли до утра сегодня
Не спалось инфанте ни чуть-чуть?
Потому ли валятся все вещи
У неё из тонких белых рук,
А манящий долгожданный вечер,
Словно жгут резиновый, упруг –
Тянется так медленно, что видно,
Как растёт газонная трава…
Щурится принцесса вдаль невинно
На закат, что дьявольски кровав, -
Может оттого, что обезглавлен
Мальчик-паж по воле короля...
Щщщёлк! Топор полёт окончил плавный,
И палач бормочет:
- Вуаля…
_
Мама домыла раму. Папа ушёл к другой...
Майк Зиновкин.
***
мама протёрла раму до сине-чёрных дыр
в коих теперь упрямо прячется свет звезды
с именем здравствуй папа знаешь а я скучал
мама не надо плакать слёзы роняя в чай
всё ведь легко и просто я ведь уже большой
выше мизинца ростом с кожей нежней чем шёлк
с лучиком сердца солнца вшитым в окно груди
слышишь как звонко бьётся в рёбра оно динь-динь
бьются не к счастью стёкла сыпятся на полы
эти с небес простёрты брызги звезды полынь
дали бы наглядеться в лица родные но
где-то мелькнуло детство и оказалось сном
_
К ней бы в ноги пасть, молиться,
Целовать – люблю, знай, дескать…
Кто-то жаждет заграницу,
Я – тебя, моя Одесса!
Где бы черти ни носили,
Только тут смогу быть счастлив,
Ощутив тепло и силу
Мостовых твоих брусчатых.
Сердцем намертво приварен
(не сломать, не пробуй даже)
К этим улочкам, бульварам,
Рынкам, дворикам и пляжам.
Всё здесь будто про меня и
Обо мне твои печали…
Ни на что не променяю
Вездесущих наглых чаек
И возможность ночью с пирса
Прыгнуть рыбкой в гладь морскую:
Здравствуй, Чёрное! Не спится?
Не по мне ли ты тоскуешь?
В настроение любое
Ты мила всегда, Одесса.
Это даже не любовь, а
Часть судьбы, глоточек детства…
_
Летевший по параболе,
Тяжёлый серый камень
Раздумывал: пора бы мне
К весьма ударной карме
Добавить чуть духовности,
Вонзившись в небеса, и
Всем, кроме синяков, нести
Пророчества писаний,
Служить адептам истины
Подобием скрижалей -
Фанатикам неистовым,
И те – чтоб вслед визжали...
Но сила тяготения,
Шепнув с ухмылкой «хватит»,
Взрастила молча тень его
На сморщенном асфальте.
Окончен путь увесистый -
Сверкнувши сизым боком,
Мечтатель наш в кювете стих,
И, знаешь, слава богу...
_
Закатилась истерика в пыль под диван
Буффонада-мистерия что надевать
Гардероб не меняется вечность уже
Ты паяц а не царь так тоскливо в душе
Хоть портвейную арию пей на луну
В пожирающий кариес звёзд заглянув
Там где дьяволом ночи стал каверзный бог
Где клинок одиночества врос под ребро
Где отмерши на треть от полученных травм
Ужаснувшись прозреть за виток до утра
Задохнуться на ноте вселенского до
И ворваться в цейтноте в рассвет городов
Дабы вытравить тень залежалых обид
И со скрипом слететь с поржавевших орбит
Секс плюс кофе в постель микс желаннейших блюд
Эхом плещет от стен тихий выдох люблю
_
Снова солнечный мяч пробивает зенит
Третий раз колокольчик судейский звенит
Зрелым образом лузера ты знаменит
От ушей до шипов не аршавин
Полустоптанно кредо ударной ногой
Этот матч канет в лету как тот и другой
Ты бежишь автоголый душевно нагой
И мечтами траву орошаешь
Изумрудное небо и жёлтый кирпич
След от бутсы брильянтовой пылью кипит
Комментатор вздымает божественный спич
Кресла рвёт от восторга болельщик
Только сциллят харибдами беки бока
И поймают в коробочку аки жука
И порвёт нити связок дамоклов подкат
Матчи века жрут хищные вещи
_
II. Был ты, положим, всю жизнь железным, бил топором тех, кто в душу лезли, щурил глаза от слепящих лезвий мнимых кинжалов войны с собой, скальпы снимая с друзей-подружек, нет, не буквально – намного хуже: только пригрел их – «Прощай, не нужен!», скалясь злорадно, и снова в бой: лавою боль извергать из жерла, не замечая, ступать по жертвам, лишь отмахнувшись ленивым жестом – «Новый заряд, зажигай фитиль!». Вот, каково это – жить без сердца жертвой кошмарнейших вивисекций, личный лелея в груди освенцим. Знаешь, а…
Домик уже летит.
III. С детства подобен на вид страшиле, рот растянув до ушей и шире, – ты дурачком на шесте пришпилен: тучен, тряпичен, безволен, слаб. Ум не нашёл – подошла солома, вроде язык есть, но будто сломан: чтоб ни сказал – не понять ни слова. Прочим нелепостям нет числа. Годы идут и сползают в Лету, как надоело тебе всё это. Жизнь – пережёванная галета, плохо влияет на аппетит. Так и висишь вороньём исклёван. Эх ты, слизняк, размазня, кулёма! Верь мне, что эти проблемы плёвы. Главное…
Домик уже летит.
IV. Может и лев ты, но встретив тигра, мышкой становишься робкой, тихой – серенькой тенью, смешной трусихой, вечно жующей какой-то злак…
Или ты – Гудвин, столь мэр маститый…
Нет, не заела моя пластинка! Домик Гингему прибьет, Бастинду… и уничтожит обитель зла. Надо лишь в это всецело верить, ждать, не сдаваться ни в коей мере, дом прилетит к нам и хлопнет дверью. Сбудется точно, как ни крути. Явится сказка (ей имя – Элли), нежно пронзит всем сердца апрелем. Всё-таки, ах, ну какая прелесть – чувствовать…
Домик уже летит.
Навеяно этим: http://grafomanam.net/works/176224
Спящий город ночью сказочно волшебен -
Наклоняясь над брусчатой мостовой,
Ощущаешь, как ворчит о чём-то щебень,
Как из луж крадёт луну полночный вор.
Как сопят во сне усталые витрины -
Потускневшие наряды, блеклый грим,
Как являют тёплый свет свой изнутри нам,
Глазки жёлтые сощурив, фонари.
Не старайся рассмотреть, а просто чувствуй
Лёгким пульсом синей жилочки виска,
Как подёрнулись фонтаны нежной грустью,
Разобрав далёкий щебет ручейка.
И ещё, как в танце кружатся деревья -
Под зелёный шелестящий венский вальс
Тихо топчут, якорям корней не веря,
В такт пружинящий и дышащий асфальт.
Как со стен домов струится мягкий воздух,
И от крылышек проныры-мотылька
Раздувает пыльно-каменные ноздри
Старый город – задремавший великан…
_
Принцем был, и был слоном -
Как в одесском зоопарке.
Дочка мне кричала: Но-о!!
Покатаюсь я на папе…
Зычно хоботом трубил,
И размахивал ушами -
Слон описывал круги,
Улыбаясь нашей маме.
Как же в этот выходной
Папу дьявольски сморило!
Я стремлюсь залечь на дно
Сонной жёлтой субмариной…
.
А у весны зелёный почерк.
Гляди, как льёт ажурно вязь
Из авторучек клейких почек
Девчонка-школьница, смеясь.
А у весны курносый профиль,
И непокорный завиток,
Ручьём сбегающий на брови
С волнистой чёлки золотой.
А у весны глаза так сини,
Что даже мельком этот взгляд
Выводит зимние токсины,
Снижая стрессы до нуля.
А у весны весна в кармане
Потёртых джинсов «хиппи-стиль»
И «Sunshine Reggae» Боба Марли,
И Стинг на плеере грустит.
_
Пока народ попкорн жуёт,
купив билеты за бесценок,
мы гвоздик с чеховским ружьём
вбиваем в реквизите сцены…
И вот лежит мой друг Пьеро,
на дуло навалившись грудью.
В глазах его застыл перрон
и отходящий поезд. Будет
рыдать Мальвина мне в плечо
ненастоящими слезами…
Как жаль, Пьеро был обречён,
и мир его, споткнувшись, замер,
не ожидав судьбы плевок –
здесь суицид бесспорно к месту:
увозит лучший друг его
синеволосую невесту…
Финал. Оваций грянет гром.
Пойдёт раскланиваться автор.
А мы - искать на роль Пьеро
актёра нового на завтра…
_
Камертон мироздания дал ноту ля,
Чтоб настроить на дело людишек беспутных…
И теперь не одна я - старушка Земля:
У меня есть дружок, мой искусственный Спутник.
Если вдруг мне становится невмоготу:
Всё болит, ноет сердце, истрёпаны нервы -
Появляешься ты, мой родной, тут как тут,
И антенкой щекочешь в слоях атмосферных.
А когда самого тебя выследит грусть
(в эти дни начинаешь так жалобно пикать),
Я к тебе тяготением нежно прижмусь,
Не дыша, чтоб твоя не сместилась орбита.
Одиночество, знаешь, нелёгкая вещь…
Как же здорово то, что с тобою мы вместе!
Ночью вакуум космоса чувственно свеж,
И косит на нас глазом ревнующий Месяц.
_
Всю ночь их жду, внимая шорохам.
Гляжу в себя - в дыру груди.
Мечтаю вслух: а хорошо бы там
Завёлся крошечный, один…
Но вот идут - гудят, качаются,
Прут напролом, кряхтя, как танк,
И резонирует отчаянно
Мой ум, с их маршем слившись в такт.
Сминают стенки, рвы, заборчики,
Что городил от скуки я.
Бубнят о чём-то неразборчиво -
Всё заглушает гулкий лязг.
Орбиты глаз размером с тазики,
Надкрылья - кованый хитин:
Идут чудовища фантазии
В меня нашёптывать стихи…
_
Как обычно по весне
(всё накопленное – мимо)
ощущается ясней
недостача витаминов.
Витаминов:
а) Любви;
б) Слюнявых поцелуев;
в) Коленок (голый вид
я особенно ценю их);
г) Весеннего тепла;
д) Проклюнувшихся почек;
и т.п. всех прочих благ,
о которых трясся очень
нескончаемой зимой -
там, где ноющей занозой
день за днём бродил за мной
призрак авитаминоза.
Дождь весенний за окном.
А в сенях цветёт полено…
Витамины пью сверх норм,
и особенно - коленок!
_
Этот день меня так несказанно порадовал – я увидел весну и ярчайшую радугу, а когда возвращался домой, у парадного свежий ландыш расцвёл
озорной и пропел мне чудесную детскую песенку - что-то там о мечтах и о том, как жить весело, что не зря в небесах солнце утро развесило, что
спешил повидаться со мной…
Я ему улыбался, как счастью желанному, я его словно друга встречал долгожданного, а по улице мчались герои-пожарные, чтоб тушить небывалый
огонь. Но огонь этот был - не огонь, а искрящийся выплеск сонному миру меня настоящего, и теперь я в восторге скачу здесь неспящий весь,
и трублю в поэтический горн.
_
.
Трещит аквариум зимы,
до верха переполнен льдом,
в нём замороженные мы
передвигаемся с трудом,
тараща мутные зрачки -
косяк чугунных снулых рыб…
И был бы хоть один драчлив,
и брать умел бы ноту «ры»,
чтоб по команде строй кривой
сплотить в единую гурьбу
и совершить к весне рывок,
пройдя дорогами горбуш…
Но нет таких - ни я, ни он
не будоражим снежный ил.
Приятно так бурлит фреон
по трубкам кровеносных жил -
щекочет каждый сантиметр
железно-рыбьего нутра…
И нас поочерёдно смерть
К себе уносит по утрам…
_
Ну да, положим, ты не Нео…
Не то что кролика – слона
не видишь. Тычешь пальцем в небо,
ориентируешься на
свой неокрепший детский разум…
Но я шепну тебе: очнись,
есть понадёжней способ – разом
отбрось всё лишнее, начни
себя прокладывать по солнцу,
по звёздам, чувствам и мечтам,
нести с собою, что несётся
лишь с удовольствием, ведь там,
где рвётся финишная лента
и замирает бог секунд -
всё канет тонкой струйкой в Лету,
подобно лёгкому песку…
_
Мы готовы рожать сыновей, строить дом,
И деревья сажать... но когда-то потом.
Только всё, что отложено в ящик далёкий
Возвращается с диким трудом…
Мы карьеру лелеем, но это не жизнь,
Это клетка из наших же порванных жил.
Надорвавшись, ты падаешь вниз - странно лёгкий,
Вслух считая года-этажи…
И вплотную приблизившись к мамке-земле,
За мгновение до превращенья в омлет,
Жаль не то, что так поздно просёк подоплёку,
Но бездарно потраченных лет…
Знаешь, кто я? Твой ангел… Я здесь для того,
Чтоб мозги тебе вправить, прижав к мостовой.
Важен мне не процесс, а урок, что извлёк ты…
Всё, сейчас отмотаю, не вой...
_
Ныряя без раздумий в новый год,
рискуешь захлебнуться январём…
Ты весел, пьян, собой доволен, горд -
сияешь юбилейнейшим рублём,
И ждёшь от жизни столького всего,
что кажется проклятье января
не более чем плеском серых волн
о твой непотопляемый варяг.
Но тает месяц. Сель. Водоворот.
И хрен успеешь даже крикнуть «Чёрт!» -
в тебя январь сквозь губы, зубы, рот
последним понедельником течёт...
_
Когда тоскливо, горько, больно,
И слова некому сказать,
В моей душе дрожит ребёнок:
Округлы синие глаза,
И светлый взгляд их столь тревожен,
В нём так хрусталики звенят,
Что пробивают толстокожесть
Планеты имени меня...
Ему я волосы взъерошу,
Мол, не грусти, что не ажур,
Изображу смешную лошадь…
Но вслух ни слова не скажу -
Нам тишина мила любая,
Мы двое маленьких волчат,
И он глядит не улыбаясь,
Всепонимающе молча.
Так умилительно серьёзен -
Ребёнок, что живёт во мне…
Я помню все ушибы, слёзы,
Все ссадинки его колен…
_
В ткань одиночества вином вплетая смысл,
вползает истина рубиновым на скатерть,
чуть эротично прорисовывая мыс
Надежды доброй, но изменчивой некстати.
Протянешь руку, вскользь нащупаешь мираж,
и так до судорог проймёт округлость формой,
что остаётся только мерно умирать
под монотонный звук дождливых ксилофонов.
Озябший голубь точно так же за стеклом
карниз царапает и ждёт, когда покормят
надеждой – крошками рассыпанным теплом
из рук хозяина пустых и гулких комнат.
_
Осень,
чудящая непредсказуемым,
гроз припасла нам
под самый декабрь,
и дребезжат
затухающим зуммером
стёкла,
и бьет по тамтаму дикарь.
Дни ещё тёплые -
радуйся этому,
каплями ливня напейся,
да впрок
душу омой
чистотой самоцветовой,
чтоб вспоминать потом
нежное про …
Завтра всё будет иначе:
морозами
выстудит землю
Крошащая Снег,
высечет льдом,
словно мёртвыми розгами,
лживую клятву
взаимности с ней.
Что же останется?
Бито осколками
сердце,
а в нём,
в уголочке, внутри -
тёплые капли.
И надо-то сколько их?
В месяц по капельке,
минимум - три...
_
По еле видимой тропе,
За мною следуя шаг в шаг,
Ступай смелее, не робей, –
Чего ж ты замер, не дыша?!
Пойми, тут местность такова:
Учует даже лёгкий страх,
А он вовсю тебя сковал –
Ни шанса выжить до утра.
Ну вот… ещё один пропал,
Проглоченный клыкастой мглой.
Да будь ты проклята, тропа,
Где столько лучших полегло!
Здесь топь несбывшихся надежд...
И ведь всего-то я хочу
Вас провести тихонько меж
Мирами: разума и чувств.
_
ноябрь 2011
Перед художницей простор
Затянется туманно-влажным,
Скрывая скучное про то,
Что куцый хвост, увы, бумажен.
Щекотный скрип карандаша
Рождает топот лап упругих -
Щенята к девочке спешат,
И ей облизывают руки.
-
где не виднеется ни зги
и так легко принять на ощупь
волны волнующий изгиб
за лезвие старухи тощей
ну хоть бы капельку огня
хоть уголёк что еле тлеет
но даже свет внутри меня
не делает мой путь светлее
а впрочем прочь лети тоска
тай в небе сумасбродной чайкой
я в шторме сам себя искал
и потому здесь не случайно
ведь нет вкуснее этих брызг
и пусть штурвал к чертям изломан
кричу бегущим крысам брысь
и затыкаю течи словом
-
Здесь не зреет сладкой манной небо,
Не скрипит фортуна колесом,
И несёт сомнений тяжкий невод
Водоросли, камни да песок.
Вот бы всё фантазией украсить,
Наплести иллюзий кружева,
Может, приплывёт какой карасик:
- Ну чего там надобно, желай.
-
Мерещился полёт к мирам,
словам, невиданным по силе,
как будто он не умирал,
а просто к Богу попросили
зайти на несколько минут,
но задержаться там на вечность,
а хочешь, млечный путь минуй
под брызги звёзд в лицо навстречу.
Роняй прощальный взгляд назад,
туда, где улочкам московским
глядит в раскосые глаза
юнец какой-то Маяковский:
чуть пьян от снов «я всё могу!»,
печатен шаг – спешит на смену…
И пароходик Современность
невольно клонит к маяку.
_
И если
ты взглянешь на них из окна,
жалея о том, что не с ними,
то маленький бог позовёт:
- топай к нам,
и нимбик панамочный снимет.
_
Явятся, вселятся в сны мои хрупкие,
Выстучат вальс на костяшках кистей…
Жаль, что к утру они всё это схрумкают –
Я просыпаюсь на чистом листе.
_
Всё вверх тормашками и даже
Все изумруды поржавели.
Не узнавай меня и дальше,
Но называй как прежде – Элли.
Где мчится время кувырками,
А бухты разума скалисты –
Точи фантазии о камень
И представляй меня Алисой.
Набор сумятицы всё страньше,
Фламинго – клюшка для крокета.
Я вечно-снежная, но раньше
Шептали мне на ушко: Герда.
Мой Кай, мой рыцарь в белых латах,
Пойми, что шприц мечу не равен!
Я излечусь в твоих палатах…
Но рецидив не за горами.
_
Отчего же царевна жалеет меня?
Обнимает за гибкие шеи,
шепчет:
«Змей мой Горынушко, чудо моё»,
осыпает листвой поцелуев.
Вы слыхали, как сердце дракона поёт?
Содрогается, тает, ревнует.
Чую посвист меча.
Чую смерть, чёрт возьми!
Твой Иван хоть дурак, но отчасти.
Никогда ещё не был я
так уязвим,
Никогда ещё не был так
счастлив.
_
Распахнуть бы окно –
стёкла вдребезги, лёд:
глядь, а дождик парной
слёзы талые льёт.
Еле сдерживать мат:
как же так упустить!
Там на улице март
души рвёт на куски
миллионам котов,
половинкам людей,
что найдутся потом
в странной лавке чудес.
Страшно тянет линять,
шерсть теряется, но...
В снежной точке меня
абсолютнейший ноль.
-
кто знает, как прекрасна эта высь,
чей выбор - не от страха в клетке выть,
но выкриком пронзать «Иду на вы!».
А крыльями коснувшись тысяч солнц,
с улыбкой вспоминая жизнь как сон,
размазать красным коду: вот и всё…
Мой взгляд приколот к офисной стене,
где график, на котором неба нет,
и значит, этот стих не обо мне.
_
-