Убегает вдогонку за призрачным детством,
Полным радости, смеха и разбитых коленок.
Вслед мальчишке, живущему по-соседству,
И с тобой повзрослевшему одновременно.
Стрелки часов не щадят, не жалеют,
Вдаль убегают за новым мальчишкой,
За тем, что сильнее, умнее, взрослее,
И, конечно, на пару голов повыше.
А если обидит – вылечат йодом.
Время, смотри, – ты над нами не властно!
Но где-то за пару кварталов отсюда
Аннушка вдруг прольет свое масло…
Не спишь ночами, смотришь, как сыр огибает небо,
Сердце бьется чаще и просится к лону обрыва,
Хочется выть или, по крайней мере,
Сердце из этой груди – вынуть.
Мама спросит - наверно скребутся кошки?
Откуда ей знать, что кошек давно потравили
Одну за другой, это, в общем-то, было несложно…
Кошки – не волки, они же совсем ручные…
Ты не смотришь в глаза,
Должно быть, боишься быть жалкой,
И мамин подарок – гребень, прячешь на верхнюю полку…
Что поделать, воспитывали русалкой,
А выросла – волком.
Я могла бы родиться кошкой,
Умереть, не найдя себе дома,
В дождливые серые будни
В подвале сыром незнакомом.
Ушла бы бездомной, ненужной,
Это, в общем, представить не сложно,
Я и в жизни слегка непослушна,
Правда, менее осторожна.
Я могла бы родиться кошкой
Тихой, любимой, домашней.
Сутками спать в батарее
И есть из вымытой чашки.
Получить из рук мамы-хозяйки
Дозу сна и мгновенную кому,
Умирая на старой майке
От руки до боли знакомой,
Понимать – лучше быть бездомной.
Не пишут записок «Ты знаешь, я взвесил…»,
Просто уходят, ключей не отдав.
Вдруг променяв мягкость бархатных кресел
На старый засаленный шарф.
Купят буханку, румяную, пышную,
И несут якорем за спиной…
Что тут поделать – видно, не вышло,
Я, прости, не домой…
Отбросив последние тени сомнений,
Так просто уйти навсегда...
Надевая ботинки, в одно лишь мгновенье
«Я скоро» превратить в «никогда».
Соберут, и мать не узнает,
И хвостом не вильнет собака...
Но гарантий не обещали,
Если сердце окажется с браком.
Может быть и меня однажды
Тоже по крошкам выкроят,
Новую из настоящей,
Из грешной - стерильно чистую.
Буду как раньше - хрупкая,
А может задорная? Нежная?
Да, что ж это я, глупая…
Все равно я не буду прежнею.
Куда ты бежишь? Постой… ты мне не подскажешь,
Где в этот час можно найти спасенья?
Зима на деревьях уже развешала пряжу,
И пригласила Луна на чай с вареньем.
А я, как видишь, слегка простыла и слегка разута,
Ну, что ж поделать, бывает и не такое…
Ты скажи, у тебя не найдется хотя бы минуты?
Ты так чертовски мил и так спокоен.
Я хочу поделиться, но не с кем, ты меня понимаешь?
Никто не поймет, или вовсе не станут слушать…
Скажи, прохожий, ты тоже всегда прощаешь,
Тех, кто тебе на куски разрывает душу?
Зима на деревьях уже развешала пряжу,
Луна напилась крови и спряталась в туче.
Прощай, прохожий, давай никому не скажем,
Как мы этот мир сделали капельку лучше.
Здесь за версту не сыщешь живой души,
Только снега круглый год, да злая метель.
Герда писала Каю: «Кай, поспеши,
Я без тебя замерзаю». И шла в постель.
Кай пропадал снова незнамо где,
Герда молчала, лишь плакала по ночам.
Кай приходил под утро, ложился в постель
И говорил, что очень по Герде скучал.
Герда помнила, Кай говорил «моя»,
А после увез в необъятный холодный край.
Герда молчала, а следовало сказать –
Ей не нравился снег, она предпочла бы май.
От Кая снова веяло холодом и табаком,
Ресницы и брови сковал серебристый лед.
Герда знала, куда он ходил тайком,
Но все не могла сказать: «Кай, так не пойдет».
А на утро все повторялось опять.
Кай пил кофе и, уходя, молчал.
- Кай, ты куда? – Тебе это лучше не знать…
Уж лучше бы бил, подумала Герда, или кричал…
Герда ждет до 12 и берет чемодан,
Пакует вещи, уходит в лесную глушь.
Предварительно выпив для смелости несколько грамм,
Герда пишет в записке: «Я не вернусь».
Кай приходит чуть за полночь, стрелки на ноль пяти
С букетом подснежников и инеем на бровях.
Кай ищет Герду, но вот беда, не может найти…
Должно быть, Герда опять засиделась в гостях…
Утром Кай останавливается в дверях,
Он очень хочет сказать: «Герда, я соскучился».
Но Герды нет, только записка на простынях:
«Кай, я поняла, ничего не получится…»
Решил уйти - уходи, не медли,
Рви пуповину, сжигай мосты!
А ты все вяжешь и вяжешь петли
Из безразличия и пустоты...
Да ты не бойся, уже большая,
Переживу. Переболит.
Меня от холода между нами
Уже которую ночь знобит.
Мне, правда, страшно - ложиться вместе
В одну кровать, но спиной к спине...
Да брось, ты можешь хоть раз быть честным -
Все эти петли ты вяжешь мне?
Мне теперь летать – только мучиться
Видишь шрам поперек спины?
А, быть может, оно и к лучшему,
Мы с тобою теперь равны…
Наш оплот – потолок в 3 метра,
Пара стульев, диван-кровать…
Это может быть лучше ветра,
Если есть с кем засыпать.
Это может быть ярче солнца,
Если в эти глаза смотреть…
Мне с тобой и летать не хочется,
Для меня теперь небо - смерть.
Только знаешь, если вдруг вырастут
Снова крылья за этой спиной,
Я улечу, наверное…
А ты полетишь со мной?
Играться с жертвой, понимаю, ему забавно,
Но что ты нашла в этом гордом упрямом звере?
Да, мурчит как домашний,
Но помни о главном –
Такого хищника нужно держать в вольере.
Говоришь – приручила, но ты ведь сама понимаешь:
Гордый лев – не чета, хоть и храброй,
Но все же овечке…
И раз за разом ты вновь и вновь обещаешь -
Отпустить…
Если не навсегда, то хотя бы на вечер.
Лижет ухо, и ты смеешься будто ребенок,
Спит в ногах, тихо мурча под одеялом...
Ну, какой это лев, - скажешь, - это котенок,
Да разве он дикий?
Так… самую малость.
И ты продолжаешь кормить зверя с ладошки,
А после неловко прятать в карманах свежие шрамы.
И может быть правы?
Хватило б обычной кошки?
Если б ты не была так чертовски упряма.
Закрываешь глаза, прячешь слезы
И даруешь свободу…
Все по правилам, но только спустя мгновенье,
Гордый лев, вопреки всем законам природы,
Приносит тебе прямо в руки
Поводок и ошейник.
Уже уходишь? Будь добр, прикрой окно,
Сегодня на улице, знаешь ли, страшный ветер,
А может останешься? Впрочем, мне все равно…
До скорой встречи, мой мальчик, до скорой встречи…
Ушел так тихо, забыл перчатки,
Что ж, вызов принят, откроем счет!
Хотел азарта? Играем в прятки!
Но ты ушел – тогда кто ж ведет?
Прошла неделя. Так долго ищешь…
А я не прячусь, мне ни к чему.
Играешь чисто, как всякий хищник,
Спугнуть боишься? Подойди ближе!
Не из пугливых, не убегу.
Покрылись пылью твои перчатки,
Забылся голос, пропал гудок.
Прошло полгода… ведь ты же ищешь,
Ведь ты никак без меня не мог…
Да что ж такое… ведь я не прячусь,
Смотри, все там же, где и была…
Давай изменим слегка задачу,
Поспорим, скажем, на шоколад?
Прошло 2 года… Да ты блефуешь!
Кто кроет черви королем пик?
Смотри, мой мальчик, ведь ты рискуешь,
Потратишь козырь - и все, тупик!
Я плохо прячусь, ты плохо ищешь…
Счет по нулям уже третий год…
Я предлагаю, раз уж так вышло,
Может попробуем наоборот?
А впрочем, знаешь, давай закончим,
Мне стало скучно, ты победил!
Ты позвони мне однажды ночью,
Скажи, как ловко ты пошутил!
Но ты не бойся, я счет сравняю,
Поспорим – я без тебя и дня…?
Давай как раньше, играем в прятки,
Но только ставим на кон – тебя.
От меня до тебя - ничего,
Что могло бы вдруг разгореться,
Пара щепок, труха... все одно,
Слишком мало, чтобы согреться.
От меня до тебя - аккорд,
Пара нот, пара лишних мотивов,
Поверь, знаю, что я не "торт",
Но и ты играешь фальшиво.
От меня до тебя - разряд,
Один вздох, один взгляд, одно слово...
От меня до тебя все - зря.
Но ведь мы попробуем снова?
Ей было 26, а может немного "за"...
В ее глазах уставшие черти спокойно спали,
Она уже отплясала свое в кабаках
И все эти детские игры ее заколебали.
Ей было 26, а может быть 23...
И любой проходящий мимо провожал ее взглядом,
Она улыбалась. Слегка. Должно быть, внутри.
Да и то как-то неловко и виновато.
Ей было 26, а по паспорту 21..
По ночам не спалось - рисовала глазами узоры,
Задумчиво капала в рюмку валокордин
И полночи ходила босая по коридору.
Ей было 21, чего уж теперь скрывать,
У нее было все, но чего-то недоставало...
Она слушала, как у соседей скрипит кровать
И ложилась спать одна под холодное одеяло.
Ей было 21.
В самом расцвете сил.
А в голосе такая тоска, будто целый стольник.
Она помнила всех, кто обещал и кто позабыл,
Она помнила, но предпочла бы не помнить.